— Абсолютно, Андрей Фёдорович. У меня есть все основания полагать, что это было чья-то намеренная попытка убить пациента, — заявил я. — Тем более, как я уже и сказал, кто-то подмешал в мой кофе транквилизатор.
— Да, только доказать этого никто не сможет, — сказал Преображенский. — Не подумайте, что я вам не доверяю, Павел Андреевич, но сами посудите — что мы можем сообщить службе безопасности в данном случае? Что один из врачей вырубился после чашки кофе, а затем тут же пришёл в себя и побежал спасать умирающего больного, которого, предположительно, кто-то намеренно пытался убить? Пока что придётся ограничиться внутренним расследованием. Я сам займусь этим. Охрану, как вы и советовали, к Григорьеву приставят. Но этим придётся ограничиться. Посмотрим, что он сам нам скажет, когда придёт в себя.
— Андрей Фёдорович, если я правильно понимаю… — замялся Гаврилов. — К Булгакову никаких претензий нет? Он всё сделал верно?
— Несомненно, Евгений Кириллович. Вы воспитываете способного лекаря. Чего, признаться честно, я от вас не ожидал, — сказал Преображенский, а затем снова обратился ко мне: — А вас, Павел Андреевич, прошу не расслабляться. Поздравляю с первым успешным дежурством. Но через два дня будет ещё одно. Помните о нашем уговоре.
— Я и не думал забывать о нём, господин Преображенский, — кивнул я. — Всё будет сделано в лучшем виде.
Когда мы покинули кабинет главного лекаря, Гаврилов тут же прошептал:
— Что это было, Булгаков? О каком уговоре идёт речь? Что вы опять умудрились затеять?
Нет смысла скрывать от наставника возможность моего скорого ухода от него. Гаврилов — тот ещё брюзга, но мешать он мне точно не будет. Я уже убедился, что человек он честный. Хотя бы относительно.
— Если моё следующее дежурство пройдёт гладко, мне дадут должность лекаря, Евгений Кириллович. Надеюсь, вас это не расстроит, — произнёс я.
— Как это? — оторопел он. — А мои протоколы…
— Я благодарен вам, что вы «подарили» мне возможность потренироваться заполнять документацию за вас, но вскоре наши пути разойдутся, — произнёс я. — Хотя прощаться ещё рано. Должность лекаря я ещё не заслужил. А когда заслужу — перееду в один из ближайших кабинетов. Если что, мы всегда сможем помочь друг другу.
— Да уж, Павел Андреевич, двигаетесь вы к своей цели словно таран, — усмехнулся Гаврилов. — Но пока что — вы мой помощник. И вас ждёт ещё четыре часа приёма. Пациенты уже ждут.
Пациенты — это не проблема. Проблема — Аристарх Биркин.
Интересно, кстати, выразился Гаврилов.
«Как таран».
Что ж, значит, продолжу двигаться в том же темпе, раз эта методика работает. Поэтому после приёма попробую-ка я протаранить корпус главного дознавателя!
Раз улик он после себя не оставил, значит, имеет смысл переговорить с ним лично.
— Что-то вы себя совсем неважно чувствуете, Эдуард Дмитриевич, — нахмурился Миротворцев и закончил осмотр своего коллеги Дубкова. — Экстрасистолия появилась. Давление скачет. Перенервничали после произошедшего на турнире?
Эдуард Дубков был в отчаянии. Виктор Шолохов требовал от него невозможного, но отказывать влиятельному знакомому Эдуард Дмитриевич не мог. Поэтому делал всё, как ему велел граф. Но накопившийся стресс, усталость и постоянный страх быть обнаруженным довели нервную систему лекаря до предела.
Дожил! Приходится обращаться за помощью к заведующему. Без кардиолекаря Эдуард уже не может восстановить своё давление. Лекарской магии попросту не хватает, поскольку её постоянно приходится тратить на другие цели.
— Наверное, мне нужно взять отпуск… Через пару недель, — заключил Эдуард Дмитриевич.
— Это вряд ли, — помотал головой Миротворцев. — Я, может быть, и подпишу ваше заявление. Но главный лекарь точно откажет после того, что произошло на турнире. А если учесть, что история с Григорьевым так до сих пор и не закончилась…
— Как не закончилась? — напрягся Дубков. — Вы ведь уже излечили его от инфаркта. Разве нет?
— Излечил, но этого оказалось недостаточно. Сейчас за жизнь Григорьева бьётся сразу несколько отделений, Эдуард Дмитриевич. И я молю бога, чтобы в итоге не выяснилось, что и за этим тоже стоите вы.
— Да что вы такое говорите, Владимир Борисович⁈ — вздрогнул Дубков. — Я уже понял, что допустил непоправимую ошибку. Усвоил свой урок. Зачем мне и дальше вредить Григорьеву? Тем более вы ведь сами понимаете. Изначально я, наоборот, хотел ему помочь…