— Вы не хотите иметь дело с руководством, — подметил я. — Но беспокоиться вам не о чем, Евгений Кириллович. Никто ведь вас не заставляет ползти выше по карьерной лестнице. Нам поручено организовать дневной стационар. И мы это сделаем. Но если вам и это в тягость, вы можете отказаться. Честно, я и один справлюсь. Никаких обид!
Гаврилов, к моему удивлению, побледнел. На его лысине выступили капли пота. Это что же он себе такое надумал?
— Да вы с ума сошли, Павел Андреевич, — замотал головой он. — Чтобы отказаться от этой затеи, придётся опять идти к главному лекарю. Он меня с потрохами сожрёт! Нет-нет, не выкидывайте меня из общей лодки. Будем работать вместе. А уже после — я выйду из игры! Идёт?
— Да мне-то без разницы. Как хотите, — пожал плечами я. — Кстати, у нас там с вами очередь из двадцати человек. Уже полчаса ждут начала приёма. Может, самое время приступить к работе?
— Начинайте, Павел Андреевич, — вздохнул Гаврилов. — Через два часа я вас сменю.
Он покинул кабинет и позвал первого пациента. А я задумался о том, как подтолкнуть своего почти что бывшего наставника к лечению своей фобии.
После приёма нужно разузнать, есть ли в клинике психолекарь.
Виктор Петрович Шолохов сидел в своём кабинете, напряжённо стуча ногтем по краю дубового стола. Сегодня утром он получил новости о том, что произошло в клинике прошедшей ночью. Узнав о том, что Дубков и его помощник-санитар попали за решётку, Виктор тут же почувствовал резкую боль за грудиной.
Вот только на этот раз обратиться к своему личному лекарю он не мог, потому что Эдуард Дмитриевич уже сидел за решёткой.
Так ещё как на зло его жена — Анна Николаевна — носилась по кабинету туда-сюда, бормоча что-то себе под нос.
— Анна, прекрати мельтешить перед глазами! — не удержался Шолохов. — Надоело! И без тебя уже невмоготу…
— Ах, тебе надоело? — резко остановилась она. — А мне что теперь делать? Куда бежать? Посмотри, до чего довели тебя твои идиотский игры! Я ведь говорила тебе, чем всё это закончится. И предупреждала, что Дубкову доверять нельзя. И что теперь? Если я права, он уже раскололся и назвал твоё имя! Тебя выгонят из императорского двора. Лишат должности. Никаким дипломатом ты больше не будешь. И это только в лучшем случае!
Трудно словами описать, как она надоела барону Шолохову. Каждый раз, когда она заводила свою шарманку, он чувствовал себя глубоко оскорблённым. И даже не потому, что она его супруга. А потому, что эта девка младше Виктора аж на двадцать пять лет. И она ещё умудряется его поучать? Нет уж!
— Замолчи, Анна, — процедил Виктор. — Прекрати свои истерики сейчас же! Виноват в произошедшем не Дубков, а Булгаков! На Эдуарда Дмитриевича я всегда мог положиться. Всё шло гладко, пока в их клинике не появился этот молокосос.
— По-моему, Павел Булгаков — один из немногих лекарей, которые действительно пытаются помочь людям, а не выкачивают из них деньги! — заявила Анна Николаевна.
Барон обомлел, услышав это заявление.
— Что ты сейчас сказала? — прошептал он. — Уж не хочешь ли ты сказать, Анечка, что ты к нему за помощью обращалась?
— Нет… Не обращалась! — с заметной неуверенностью ответила она. — От слуг наших слышала. Многие к нему ходят. И пока что ни один не ушёл из его кабинета недовольным.
— Вот дура! — рявкнул Шолохов. — При чём тут довольство этих плебеев⁈ Дело в том, что Булгакову доверять нельзя! Как личный лекарь он абсолютно бесполезен. Ничтожество, а не союзник! Слишком амбициозный, слишком своенравный. Никому не захочет подчиняться. Дубков таким не был.
— Разве в таком случае его можно называть ничтожеством? — приподняв одну бровь, спросила Анна. — По-моему, всё как раз наоборот.
— Да ты ж ничего не понимаешь в моём деле! — махнул рукой Виктор Петрович. — Тебе прыщик вылечат — и ты уже скачешь по дому, как полоумная. Пойми ты наконец! Дубков давал мне влияние на клинику. Давал влияние на других дворян. На наших соседей! А теперь его нет. И хуже всего — он может проболтаться. Его накачают зельями — и к вечеру мне прикажут явиться к главнокомандующему службой безопасности. А граф Бондарев не даст мне ни единого шанса оправдаться. Он сразу же поведёт меня к императору.
— Поэтому я и спрашиваю тебя, Виктор, что мне делать? — повторила свой вопрос Анна. — Куда бежать, если тебя схватят? Ты об этом подумал? Или же тебе на меня абсолютно наплевать?
— Да успокойся ты, — вздохнул Шолохов, вновь схватился за сердце, затем достал из ящика таблетку нитроглицерина и положил её под язык.
Дождавшись, пока горький препарат рассосётся и впитается в кровь, он продолжил: