Я ещё полгода назад был обычным врачом в Российской Федерации. Такие тонкие материи мне пока что неизвестны.
— Видите ли, у нас в ордене нет людей, которые могли бы помочь вам с этим вопросом. Думаю, вы и сами прекрасно знаете, что у нас в государстве на данный момент не зарегистрировано ни одного подобного лекаря, — объяснила Рябинцева.
— Что ж, в таком случае мне придётся развивать эту способность без вашей помощи. А я так рассчитывал, что вы сможете ускорить процесс… — наиграно протянул я.
— Вообще-то, именно по этому поводу мне и поручили вам позвонить. Мы уже подготовили для вас экспериментальную программу подготовки.
— Вы же только что сказали, что ничем не сможете мне помочь? — подметил я.
— Именно поэтому программа и называется экспериментальной. Мы попробуем вас подтолкнуть. Но развиваться вам придётся самостоятельно, — пояснила Рябинцева. — Продиктуйте ваш номер телефона. Я вышлю вам расписание. Вам нужно будет являться в орден лекарей раз в неделю, начиная со следующего вторника.
— Ольга Александровна, а это приказ или рекомендация? — нахмурился я.
— Рекомендация, которая может стать приказом, если вы не захотите сотрудничать с орденом, — понизила тон Рябинцева. — Поймите, Павел Андреевич, ваш потенциал является одним из главных интересов ордена лекарей на данный момент. Это — дело государственной важности. Поэтому не советую вам препираться.
— А я и не думал препираться, — спокойно ответил я. — Просто хочу понимать, в каких условиях оказался. Но вы всё доступно объяснили, Ольга Александровна, благодарю. У вас ещё остались ко мне вопросы?
— Да, всего один, — произнесла она. — Заранее прошу прощения за неудобный или даже оскорбительный вопрос, но мне велено его задать. Нет ли у вас оснований полагать, что на самом деле вы — бастард?
Интересно… С чего это вдруг такая информация понадобилась ордену?
Вообще, если уж начистоту, я понятия не имею, есть ли такой риск. О родителях предшественника я ничего толком не помню. Единственный, с кем я могу поговорить на эту тему — это Кирилл.
— Бастардом я себя никогда не считал. А с чего такие вопросы? — поинтересовался я.
— Как правило, способность лечить магические заболевания передаётся от предков. Мы изучили всю вашу родословную и по отцовской и по материнской линии. Ни у кого из ваших предков не было зарегистрировано такой силы. Теперь, думаю, вы понимаете, почему орден интересуется этим вопросом.
— К сожалению, мои родители уже не смогут пролить свет на эту тайну. А я этой информацией не располагаю.
— В таком случае на этом всё, Павел Андреевич, — неудовлетворённая моим ответом заключила Рябинцева.
Я продиктовал ей номер своего телефона, после чего положил трубку.
— Ух… — вздохнул Юрий Витальевич и забрал из моих рук свой мобильник. — Вы — очень способный лекарь, Павел Андреевич. Сильно недооценённый, на мой взгляд. Но вот разговаривать с представителями ордена вам точно стоит поучиться. Шутить они не любят.
— Лучше уж говорить прямо и откровенно, чем теряться в вежливых формулировках, — пожал плечами я. — Сильно экономит время.
— Учту, — усмехнулся он. — Тогда скажу прямо — я вам очень благодарен. И речь не только о спасённых вами пациентах. Благодаря тому, что я первым заметил ваши способности и передал эту информацию в орден, мне полагается награда. Пообещали увеличить финансирование моего отделения. Не думайте, что я сделал это из корыстных мотивов.
— Не вижу здесь корысти. Финансирование увеличат, и тогда пациенты смогут получать ещё более качественную помощь, — поделился своим мнением я. — Что ж, ладно, Юрий Витальевич. До конца рабочего дня меньше часа. Засиделся я у вас. Скоро уже надо будет возвращаться домой, а дел у меня невпроворот.
Я попрощался с главным инфекционистом и вернулся в главный корпус императорской клиники. Евгений Кириллович сидел в дневном стационаре. Перед ним был пустующий коридор. Пациенты, похоже, уже закончились.
Он напряжённо массировал виски, а как только обнаружил, что я стою перед ним, вскрикнул от неожиданности и произнёс:
— Булгаков! У вас походка, как у тигра! Зачем так пугать?
Ого! Впервые в жизни радуюсь, что Гаврилов обращается ко мне пренебрежительно. Неужто наложенный Владыкиным эффект, уже перестал действовать?
— Мы в полной, простите за выражение, заднице. Ломоносов нас обогнал. Аж на пятнадцать процентов. В понедельник — решающий день. Я не знаю, как мы будем выкручиваться, — покачал головой я.