– Кто ты, хозяин?..
Заклубился белый дым, снежная даль свернулась бумажным рулоном, остался вопрос, а остальное было неважно.
– Кто ты, хозяин?..
Тело ЧОПа
Не мертво то, что вечно спит, и в странной вечности витает…
Беспокойство овладевало им лишь при созерцании усеченного конуса.
На бумажном комбинате травят пар. Клубится в небе молочная струя, оглушительный запах вареной целлюлозы просачивается на проходную. Запах курятника на миллион куриц, и вылейте на него озеро сероводорода, а сверху повесьте гниющий кочан капусты размером с луну – вот что это. И оно летит из промышленной зоны в город, но доносится, убавляясь от столкновения с природой, тонким шлейфом малой концентрации.
И Валетов вздрагивает, просыпаясь.
Он уже во сне думал глупую мысль: могли бы с паром повременить, ведь утром – газета предупреждала – в город явится премьер или кто-то из Минстроя, будет совещание с местными властями, они же поедут стадион открывать… а может – льготные жилища военным? или что-то по части приютов?.. Затем во сне, под ногами чоповца, на грязном цеховом полу кощунственно раскатывалась белоснежная бумага, был громкий крик, красный свет…
«И чего это я вспомнил? – трет лицо Валетов, трет заросший ожог над виском. – Ну шумят-воняют, подумаешь… какой я беспокойный за кого-то».
Он здесь один. Тамара спит на стуле в подсобке. Зеленые диоды «Электроники 7» складывают время в «02:42».
С дробным хрустом Валетов потягивается. Он сидит в квадратной будке внутри прямоугольной проходной, рука сама щупает прямоугольную пачку в квадратном нагрудном кармане: касание к сердцу, шорох картонки, рот появляется для сигареты. В бликующей перегородке вяло отражается усатый мужчина пятидесяти с чем-то лет. На нем висит черная униформа ЧОП «Цербер», застиранные песьи головы эмблемы убывают на сутулой спине оттенками желтого. Перед Валетовым узкая столешница с телефоном, журналы учета, под оргстеклом прижаты номера разных служб и карманный календарь того года. На столешнице, установившись хвостом и куриными лапками, – зубастый динозаврик, не выше зажигалки. Этого, тираннозавра рекса из пластика цвета хаки, охранник всегда ставит в будку в свою смену.
Напротив будки охранника криво выступает ставень бюро пропусков, слева – схема комбината, огромная и близорукая. Справа от будки «паспортный стол» – шутка Валетова, сам придумал, – там он проверяет соответствие документов внешностям и заявок – документам. Каждое лицо, втиснутое в формат и высиженное голографическим орлом, приобщается к сакральному порядку и остается в особой памяти Валетова. Над столом висит пробковая доска с уведомлениями для охраны, там трафаретно выведено: «Текучка», и ниже грубым почерком начальника смены: «шмон тоеты 144», «Запчасти Петрозаводск – в управление», приклеена брошюрка «Тайна Коми Джедая: секреты вселенной, питание, трансфер», и еще «вторая машина техдира…», что призвано увеличить расторопность утренней смены.
Алюминиевые триподы турникетов сияют под бледно-голубыми галогенками. К утру, когда Валетов зальет в себя жженого «Жокея» и напустит поверху едкий туман «Петра I», вылупленным глазам покажется, что алюминий чуть-чуть горит, плывет в синем свечении. И это будет красиво, пока не набегут работники.
Валетов опирается на покой турникетов. Вставая, целит ухом на классический концерт из радио, напор сопрано, рикошет кафельных стен. Он бредет из проходной наружу – к городу. Затягивается. Хребтом чувствует неживую требовательность каждого барьера турникета. Как жестко они размечают своей осью вращения фронтир – и как чутко отзывается в теле Валетова – в органическом теле ЧОП – заводское пространство ответственности.
Состарившийся и вжившийся в комбинат, местный пес, Валетов стоит тихо, лапа к лапе, чуя непричастных людей в дальних домах и на заправке. Об этом молчат штиль в промзоне, пустые окна столовой «Бумажник». Чуть щелкает в барабанных перепонках, и эхо щелканья напоминает о редких машинах на трассе за пустырем, но ни одна не катит по Заводской улице в сторону комбината. Важный инженерный состав представлен ночью лишь тремя – Валетов знает точно, потому что это три невидимых пальца, упирающихся ему в затылок: главный механик Абросимов, обер-машинист Вуланкин, начальник по ремонту Шолохов. Валетов может пойти в управление и пробить по базе отмеченные валидаторами их чипы, чтобы удостовериться по входу, например, Абросимова. Валетов даже привычно удивится тому, что знает точно. Но это не вызовет в нем резонного вопроса: откуда же он знает, что главмех здесь, если тому положено уходить в день?.. Коллег по охране Валетов ощущает натяжением в жилах предплечья, как бывает, когда процедурная медсестра щупает вену резиновой рукой: это привычно тянет слева, за шлагбаумом транспортного проезда. Там, в будке, дремлет дылда Степан, а пермяк Темыч смотрит с пустым лицом похабщину в телефоне. С третьей проходной он ощущает пару охранников и еще овчарку – это щекотка поднимается в усах Валетова, усах чепрачной, как у пса, масти, с пожелтевшей от никотина сединой.