ЭММА. Дома, дома… Но что-то с этой девчонкой не хорошо. Была на молодежной сходке, ворвались немецкие зелбштуцеры (отряды дворянской самообороны). Там же, на глазах у всех, пристрелили одного ее классного товарища — вроде как социалистом посчитали… Лиина сразу гимназию бросила… мать ее домой привезла. Теперь девчонка такая странная — сидит, смотрит куда то, почти не говорит… Иногда плачет. Может эти душегубы тогда с девчонкой чего нехорошего сделали?…
ГЕРМИНА. Ох, мир, безумный этот мир… Бедная Маргарита — она уж так обо всех переживает!.. Передай Маргарите привет от меня, да от всей души! (По деловому.) Да только пусть не опоздает на будущее воскресение там, у церкви!
ЭММА. Как ты сказала, мазь ту делать? Свиной жир и…?
ГЕРМИНА. Жир. Только без соли! Да пыльца плауна. Ну так еще раз — с Богом! (С минуту Эмма одна.)
Входит Карлис Эзертевс.
КАРЛИС. С кем ты, Эмма, говорила? Я уже подумал, что мать вернулась!
ЭММА. Нет ее еще!
КАРЛИС. Мальчики заснули. Недождались бабушки. (Из соседней комнаты выходит Эдуард. Он хромает еще больше и, кажется нездоров.)
ЭДУАРД (пытается шутить). Может, сходила за поркой…
КАРЛИС. Этого уж не будет! Мать сегодня в гостях. Пока после приедешь с того конца волости!
ЭММА (про себя). Этого уж не будет. Легко сказать — этого уж не будет… А потом? Потом что? (Входит Эрнест.)
ЭРНЕСТ (он взволнован). Гермина только говорила — Залцманиса у церкви чуть не пристрелили…
ЭДУАРД. Что полез за поркой!
ЭРНЕСТ (кричит). Не за тем стреляли, что он лез, а за тем, что убегал от порки!
ЭММА. Так, да так! Он убегал!
КАРЛИС (Эрнесту и Эмме, стараясь говорить спокойно). Это вы это — мать нашу хотите променять на этот… дом. А я не меняю её на всё золото мира, это вы поняли?
ЭММА. Почему менять? Кто тут говорил, что мать надо погубить? Вот, Гермина, только из порки, что, загублена, да?
ЭДУАРД. Загублена, да, загублена, да, дорогая моя свояченица. Погублена! Скотом вьючным теперь вечно ходить будет, скотиной, которую можно да сечь да миловать по настрою хозяина! (Старается сдержаться.) Да, мы должны быть готовы, что барон свою угрозу приведет в исполнение. Это пустяк для богатого барона спалить насколько десятков жилищ людей второго сорта. Запросто. Шутки ради. Так что будьте готовы, Эрнест и Эмма — еще есть неделя, чтобы подготовится, так как мать за поркой не пойдет. (Входит Маргарита. По одежде видно, что она только что от барона.) Тут нам уже начало мерещится, что ты выстаиваешь в длинной очереди за поркой, коль так долго домой не едешь…
КАРЛИС (в тон сыну). Может на дружескую беседу к самой светлости, барону Хабихту, пожаловала?
Мать испугалась, но старается это не показать.
МАРГАРИТА (старается спокойно). Эмма, малыши уже спят? Привезла им гостинцев! (Достает сверток.)
ЭММА. Спят они, спят. (С тяжелым вздохом.) Пусть все святые будут с нами, даст Бог, и через неделю они смогут спасть так же спокойно и сладко…
МАРГАРИТА (деятельно). Да, да… (Гладит Эрнеста.) Эрнест, сынок, конь в сенях остался запряженный — весь день под дугой…
ЭРНЕСТ. Хорошо, мать… (Хмуро покидает комнату.)
ЭММА. Поесть хочешь, мать, Сейчас ужин накрою.
МАРГАРИТА. Спасибо!
ЭММА (идет к двери, вздыхает). Что будет, чего не будет… Что будет, чего не будет… (Ушла.)
КАРЛИС (Маргарите, старается говорить бодро). Ну и как в гостях?
МАРГАРИТА (по деловому, раздеваясь). Как же может быть — везде одно и то же — страх да неведение…
ЭДУАРД. Страх — это именно то, чего они добивались!
МАРГАРИТА. Да сынок, да! А где Лиина?
КАРЛИС. Спит. Тоже, весь день тебя дожидается. Видишь, как ты всем нам нужна, мать! Такой, какой ты есть!
МАРГАРИТА. Всякие у каждого есть необходимости. Да и Богу мы сами, самые что ни на есть разные, нужны.
ЭДУАРД. Мать, ты сегодня так странно говоришь. Время наше от нас требует не всякими такими разными быть, а только такими — достойными нашей справедливой борьбы!