— Существуют такси, — напомнил Джордж. — Если бы Господь Бог — или твой богатенький любовник — не расщедрились тебе на «линкольн-континенталь», такси всегда к твоим услугам.
Сэнди выплеснула в Джорджа холодный недопитый кофе и бросилась, спотыкаясь, из кухни. Хлопнула парадная дверь.
Наверху стояла тишина. И вдруг раздался жутковатый вой. Наверно, это Сэнди плачет у крыльца, подумала я; но нет, плакали наверху, или Марсия Файнберг, или Нэнси Марчент. Голос Марсии что-то произнес. Стало быть, это Нэнси.
— Почему? Почему? — причитала она. — Почему всякий раз, как мы приходим смотреть дом, происходит что-то ужасное? Мы что, прокляты? — Она зарыдала. Потом снова спросила: — Неужели мы и в самом деле прокляты?
Вступил голос Бада Марчента, глухой, непрерывный, точно шум прибоя; слов было не разобрать.
Я вышла в прихожую, зажгла настольную лампу, кашлянула. Наконец на площадке показалась Марсия Файнберг и стала спускаться, а голос Бада все гудел, то накатываясь, то отступая.
— Все равно они не собирались покупать этот дом, — вздохнула Марсия Файнберг, сходя с последней ступеньки, и встала возле меня. — Как вы думаете, легко выдержать, когда все без исключения обрушивают на тебя свои беды? Или продающие, или покупающие непременно должны излить тебе душу. Миссис Марчент — крайне неуравновешенная особа. Ее муж хочет купить дом старой постройки и именно такой купит, и она будет в нем жить, но мне пришлось показать им ваш, потому что ей нравятся дома поновее. Она помешана на чистоте. Все должно быть стерильно… Нет, такое возможно только с моим везением: надо же было, чтобы миссис Марчент стояла перед тем домом, когда из-под веранды выполз инспектор, вскочил и бегом, будто за ним гонятся, налетел на меня, чуть с ног не сбил. Миссис Марчент подпрыгнула от испуга, хоть и не знала, чего так напугался инспектор; не поддержи я ее, шлепнулась бы на землю. Наверное, в кино это было бы очень смешно, но в жизни плакать хочется. У всех нервы на пределе, все срываются. Напрасно я привезла их сюда, когда вы и ваш…
— Деверь, — подсказала я.
— Да, деверь. Когда вы и ваш деверь были дома.
По тону Марсии я поняла: она не верит, что Джордж — брат моего покойного мужа. Увы, он был и в самом деле его брат — тот самый брат, который всю жизнь портил нам праздничные обеды, потому что вечно опаздывал, который уморил все мои домашние растения, когда мы единственный раз в жизни уехали с мужем отдыхать на две недели и попросили его присмотреть за домом. Всего один раз отпуск у мужа продолжался две недели. Ему вечно врали — обещали эти пресловутые две недели, но все ограничивалось самое большее десятью днями. Там, куда мы уехали в тот единственный раз, не было телефона, и вызвать его раньше срока на работу они просто не могли. Муж не выдерживал такой нервной нагрузки, а начальство нанимало молодых, освобождало их от ночной смены, а он был на работе в постоянном напряжении, мне ли не знать. Он пил, только когда ощущал, что выхода нет. Не будь он пьян, разве стал бы переходить дорогу перед автофургоном? И разве стал бы пить, относись к нему начальство по-человечески?
И потому, когда я увидела Марчентов, на сердце у меня стало тепло: они спускались по лестнице, и он обнимал ее за плечи. На свете мало доброты. Что толку от доброты, если ее проявляют лишь на похоронах, или когда ты попал в больницу, или тебя выгоняют на пенсию? Мы сильно недооцениваем значение руки, лежащей на плече. Даже на Марсию Файнберг вид этой пары подействовал умиротворяюще.
— В другой раз, — сказал Бад Марчент, протягивая мне свободную руку. Нэнси всхлипывала, уткнувшись ему в грудь. — Надеюсь, мы приедем еще раз и поговорим о покупке вашего очаровательного дома.
— Простите нас за шум, — сказала я, пожимая ему руку. — Когда теряешь близких, трудно справиться с эмоциями.
— Ее деверь очень переживает, — добавила Марсия Файнберг. Бада Марченга она пыталась в этом убедить или себя?
Я открыла парадную дверь и зажгла фонарь во дворе, чтобы им было удобнее идти к машине.
— Она вроде бы что-то о кино говорила, — крикнул из кухни Джордж. — Может быть, сходим, как ты?
Я закрыла дверь. На диване по-прежнему лежала коробочка — какая хорошенькая, подумала я. Подошла поближе и увидела, что она в магазинной обертке.
Ко мне подошел Джордж.
— Разверни, — сказал он.
— Это для меня?
— Предназначалось ей. На случай, если бы раньше отшить не удалось. Уж этого она бы не выдержала.
— При чем же тут я?
— Не важно, открой. — Он нетерпеливо кивнул. — Я ей сказал, что это подарок по случаю помолвки. Она должна была открыть в твоем присутствии.