— Я... — шофер опустил руку с сигаретой. — Я, в основном, как специалист, занимался срочным ремонтом их попорченной техники. В частности, ремонтировал ставший на прикол ЗИЛ. Чувашов ездил по Урдоме, искал запасные части для зиловского двигателя.
— Что еще?
— Еще несколько дней я, Чувашов, прораб Захаров и пять трактористов местного участка вытягивали застрявшие в болоте трактора. Зацепляли тросом и вытягивали. Ох, и муторное дело... — Еремин пригасил окурок, глянул на следователя, как бы ища сочувствия. — Грязь кругом. Промокли насквозь.
— А кабель связи вдоль газопровода помогали развозить? — Карташов наклонился над столом, стараясь уловить выражение серых, часто мигающих глаз допрашиваемого.
— Нет. Чего не было, того не было! В этом участия не принимали. Нам своих, по механической части, дел хватало, — он заметил, как быстро забегала по бумаге авторучка лейтенанта.
— Ну, а если кабель не развозили, — Карташов не сводил пристального взгляда с шофера, — как же тогда до устройства ледовой дороги для облегчения его прокладки додумались? Рацпредложение оформили с экономическим расчетом. Может, вам Чувашов подсказал или кто другой?
Еремин растопыренной ладонью взъерошил волосы.
— Никто нам ничего не подсказывал... И дороги мы не предлагали.
— Но деньги-то, — Карташов развел руками, — и при этом немалые, вы получили. И в БРИЗ[1] управления все необходимые документы представили за вашей и Чувашова подписью. Как же это понимать?
Карташов молча выжидал.
— В общем, так! — махнул рукой Еремин. — Когда мы все в конце марта вернулись в Новосибирск, меня вызвал к себе Боровец, — шофер вытер платком взмокший лоб, — и сказал, чтобы я вместе с Чувашовым написал по ухтинскому участку рацпредложение по созданию намороженной дороги через болота, — Еремин тяжело вздохнул. — В этот же день, попозже, я зашел в кабинет главного инженера, Боровец так велел. Смотрю, а там, кроме Удальцова — Чувашов. Пишет что-то на бланке. Пододвинул мне бумагу, ручку и говорит: «Распишись, как соавтор». Ну и... — шофер низко опустил голову, — подписался я. А текст на бланке даже и читать не стал. Потом, уже в апреле, меня вызвали в бухгалтерию, сообщили про вознаграждение. Приказ, мол, издан. В кассе получил тысячу двести рублей.
— И куда же их дели? — прищурился Карташов.
— Сразу пошел к Боровцу. Он велел отдать ему.
— Так все и отдали? — усомнился инспектор.
— Все до копейки, — скороговоркой, отводя глаза в сторону, ответил шофер. — Я ведь никакого участия в этой дороге не принимал, — пояснил он.
Карташов отложил ручку. Еще раз перечитал записанное.
— Уточните, когда Боровец предлагал вам написать рацпредложение, был ли еще кто-нибудь в кабинете?
— Нет, — чуть задумавшись, ответил Еремин.
— А когда передавали ему деньги?
— Тоже одни были. Он и я.
Лейтенант досадливо поморщился.
— Ну, а у главного инженера, когда Чувашов предложил вам подписать бланк, тоже никого из сотрудников не было?
— Никого, — голос шофера дрогнул. — Кажется, никого... Или нет, был, по-моему, механик Шатров.
— Ладно, — инспектор уперся руками о край стола. — Ну, а дорогу-то эту самую, ледовую, делал кто-нибудь?
— Не знаю, — замотал головой Еремин. — Больше я на ухтинском участке не был и никто мне про нее ничего не говорил.
— Когда вы получали в кассе вознаграждение, — голос инспектора стал суровее, — и отдавали его Боровцу, не думали, что поступаете противозаконно?
Еремин сник.
— Я считал, — промямлил он не очень решительно, — что все делается на законном основании. Ведь этим делом занимался сам начальник управления!
— Подождите в коридоре.
— А как же с работой? Рабочий день ведь идет! — обеспокоился Еремин.
— Ничего. Мы вам документ оформим, — пообещал Карташов. — Необходимо еще кое-что выяснить.
Он распорядился привести в кабинет Чувашова.
Заведующий рембазой оказался худым, длинным мужчиной лет сорока. Мятые серые брюки и такой же пиджак болтались на нем. Дрябловатые щеки наводили на мысль об изрядном употреблении алкоголя. На анкетные вопросы отвечал бойко, явно желая показать свою лояльность по отношению к инспектору.
Александр Анатольевич поведал, что работает в должности главного механика, или иначе — заведующего ремонтной базой управления, — уже около пяти лет. До этого трудился там же слесарем, поскольку у него за спиной только шесть классов. База располагается в Сокуре.
Когда коснулись ухтинской командировки, Чувашов, часто вытирая платком слезящиеся глаза, заявил, что он и Еремин занимались там развозкой кабеля вдоль газопровода.