— Удивительное дело. Сижу я сейчас в доме генерала Муфельдта. А ведь около года назад был под его началом на Румынском фронте.
— Как так? — удивился Можай-Можаровский.
— Очень просто. В Ташкенте у меня были небольшие неприятности. Пришлось отправиться с маршевым батальоном. В Румынии я и встретился с генералом Муфельдтом. После октябрьского переворота, будь он неладен, был поход на Дон. В Новочеркасске генерал мне приказал: «Ступай в Ташкент. Передай жене, что я, слава богу, жив и здоров, чего и ей желаю. Скажи, что по-прежнему люблю ее, хотя и знаю о ее проказах. Это поручение личного характера. Но посылаю тебя, Владимир, по делу государственной важности. В Туркестане надобно создать «белую организацию», истребить всех большевиков, всех сочувствующих и разогнать эти проклятые советы собачьих депутатов».
— Дела наши, однако, не очень-то хороши, — грустно произнес Можай-Можаровский.
— Ничего, скоро все будет в ажуре, — самодовольно отвечал Фельдберг. — Всех большевиков перевешаем!
...На рассвете Можай-Можаровский сказал:
— Лошадей и оружие оставьте здесь, господа. Отправляйтесь по адресу: Шейхантаурская, 32. Дом Таирова Абдусамата. Сошлитесь на меня, и вы там получите надежное убежище. Лошади и оружие демаскируют. Документы есть?
— Есть «липа», — пояснил Егоров. — У меня на имя Сердюка, у Фельдберга — на имя... Как его?
— Кауниц, — подсказал Фельдберг.
— Сердюк — это хорошо. А вот кому пришла фантазия назвать вас Кауницем?
— Зато у меня не «липа», а настоящие документы. А сам Кауниц никогда уже не станет жаловаться на то, что у него похитили документы. — Фельдберг ухмыльнулся.
Можай-Можаровский, проводив взглядом скрывшихся за поворотом «гостей», тут же позвонил по телефону.
— Можете встречать двоих заговорщиков. Идут по маршруту... Документы на имя Сердюка и Кауница.
За Первушинским мостом дорогу Егорову и Фельдбергу преградил патруль. Офицеры оглянулись — сзади появился еще патруль.
— Проверка документов.
Высокий смуглый кавказец полистал документы.
— Так... Сердюк и Кауниц. А точнее — Егоров и Фельдберг. Вы арестованы.
Рано утром Елизавету Эрнестовну вновь привели на допрос. Муфельдт попросила закурить. Крошков предложил махорку.
— Плохо живете, — ядовито ухмыльнулась она. — Будьте джентльменом, скрутите «козью ножку».
— А я, видите ли, не курю, — пояснил Крошков. — Впрочем, с этим делом быстро управится Ескин.
Он позвал громадного парня, произведшего на Муфельдт сильное впечатление. Ескин скрутил цигарку. Вышел.
— Скоро начнете жилы мотать? — спросила Муфельдт.
— Еще несколько минут. Только управлюсь с делами.
— Собачья у вас должность, — заметила Муфельдт.
В коридоре послышались шаги, и в кабинет вошел... фон Дитц!
Елизавета Эрнестовна не поверила своим глазам: на фон Дитце — форма командира Красной Армии, фуражка с алой пятиконечной звездой.
— Фон Дитц? — вырвалось у нее.
— Никак нет. Можай-Можаровский, Леонид Константинович, с вашего позволения, — вежливо сообщил вошедший.
Крошков снял очки, протер замшей. Спросил с невинным видом:
— Ну как, Елизавета Эрнестовна, будем говорить?
На Муфельдт было страшно смотреть. Это была не женщина — зверь, угодивший в капкан.
— Дайте перо и бумагу...
И повалилась со стула.
Обморок был настоящий.
Накануне
Осипову продолжало везти неслыханно. Те, кто знал об истинной роли его в подпольной организации, успели бежать к ферганским басмачам. Муфельдт молчала. Даже в своих «искренних» показаниях она не назвала его имени. Она на него надеялась. Единственная возможность избежать кары. Костик поможет, это же в его интересах.
Один лишь Фельдберг мог проболтаться о его связи с Боттом. Но и тут все обошлось. Осипов вызвал начальника конвойной команды Маслова, того самого, кого ТВО держала в Управлении охраны для решительных действий.
Юнец с порочными глазами явился к военкому, откозырял.
— Вот что, друг, — начал Осипов. — По моей протекции ты вылез в начальники. Пора платить по векселям.
— Готов! — браво отвечал Маслов.
— Поведешь из крепости на допрос некоего Фельдберга. Шепни ему, что ты уполномочен помочь ему бежать. Скажи, что конвоиры новобранцы, ни разу из винтовок не стреляли. Так что почти полная гарантия успеха...
Через несколько часов Фельдберг был убит конвоем при попытке к бегству.