Он стал обшаривать окровавленными пальцами убитого, нашел удостоверение. Действительно Шуберт... Контрразведка.
Осторожно заглянул на кухню. На топчане сладко спал бородатый денщик. Счастлив его бог, даровал крепкий сон. Если бы прибежал на шум в столовую, пришлось бы его...
На окраине города Лебедева остановил патруль.
— Документы.
— Контрразведка. Капитан Шуберт. По служебным надобностям, — глухо произнес Анатолий Викторович, чувствуя, как мороз продирает его по коже: его рука, державшая удостоверение Шуберта, была покрыта засохшей на морозе кровью. «Всё!» — подумалось Лебедеву.
Солдат, осветивший фонариком удостоверение, тоже увидел окровавленную руку, охнул, выронил от испуга фонарик.
— О, господи!.. — вырвалось у солдата. Его напарник вытянулся в струнку. Почтительно, дрожащим голосом вымолвил:
— Прощенья просим, господин капитан. Извините дурака-недотепу.
— Ладно, — проворчал Лебедев, внутренне ликуя.
На третий день он уже писал отчет о результатах разведки. Буквы ложились вкривь и вкось — пальцы его, чисто отмытые пальцы, мелко дрожали.
Накануне
(окончание)
Осипов исхудал, пожелтел. По ночам ему снились кошмары: его ведут на расстрел, заставляют самому себе копать могилу... Не оставлял в покое Блаватский — он часто являлся военкому с развороченным пулей лбом и подмигивал мертвым глазом.
Ночные пьянства в компании «двойника» не помогали. Более того, пугали. Двойник, отражение в зеркале, иногда вел себя совсем странно, жутко. Он переставал повторять движения Осипова, поступал, как ему заблагорассудится. А недавно сказал: «Хана тебе, уголовник вонючий!».
С мятежом надо было поспешать. Уже наступил новый, 1919 год. Костью в горле сидела у военкома «Рабочая крепость» — Главные и Бородинские железнодорожные мастерские. Надо разоружить их.
Он вызвал главного комиссара железнодорожных мастерских Агапова и профсоюзного руководителя Зинкина.
— А! — приветливо встретил их военком, крепко пожимая руки. — Давненько не виделись. Есть важное дело. Понимаете, товарищи, идет формирование новых воинских частей и не хватает винтовок, оружия. Придется вам отдать ваши фонды.
Предатель Агапов, прикидывавшийся большевиком, согласно кивал головой. Но Зинкин уперся:
— Это на каком же основании?
— Нам, дорогой товарищ, — проникновенно произнес военком, — вооруженная толпа не нужна. Слышали сообщения в Ташсовдепе?.. Зреет государственный переворот. Революцию надо защищать. Зачем нам вооруженные рабочие, спрашивается? Мы создадим настоящую армию.
— Я — «за», — коротко ответил Агапов.
— А я категорически против! — воскликнул Зинкин.
Осипов пристально посмотрел на Зинкина. Эх, как бы он хорошо выглядел на фонарном столбе!
— Поговорите с рабочими сами, — молвил Зинкин. — Так просто оружия не отдадим.
— Ладно, друг, обдумаю твое предложение.
А на исходе дня 14 января Осипову позвонила сожительница Машкова.
— Срочно прошу принять. Очень важно!
Она пришла бледная, как мел, дрожащая.
— Машков арестован!
Военком почувствовал, что его вроде окунули в кипяток, и тут же в ледяную воду, опять в кипяток.
— Не мели чепухи, дура!
— Своими глазами видела на вокзале. Его вывели из вагона военной летучки. Он ранен в ногу.
— Та-а-ак... — протянул Осипов, чувствуя, что тело его наливается свинцовой тяжестью. В глазах помутилось. — Иди и помалкивай. Иначе тебе...
Она мигом исчезла.
Военком тут же вызвал Ботта.
— Сегодня же ликвидировать машковскую Нонку, старика, что содержит явочную квартиру в Зацепинском переулке, и Тулягана, который Кондратовича укрывал.
— Старик в Зацепинском, — отрапортовал Ботт, — несколько дней назад дал дуба от сыпняка, Туляган уехал с полковником Корниловым к басмачам в Ферганскую долину. Вот только Нонка...
— Сегодня же ее!
Фоменко проводил заседание Коллегии ТуркЧК. Лебедев доложил в подробностях результаты своего асхабадского «путешествия». Возникла ясная картина: зреет новый заговор! В городе активно действует полковник Цветков. Вместе с тем выяснилось, что документы Домжинскому и Машкову ни Турквоенкоматом, ни штабом войск Туркреспублики не выдавались, они были поддельными.
Осипову по-прежнему дьявольски везло.
Рано утром в четверг, 16 января, военкома разбудил телефонный звонок. Еще не пробудившись толком, услышал женский голос, пронизанный истерическими нотками: