Он прошелся по крыльцу, подтянутый, решительный. Вдруг заговорил как отец, журящий своих детей:
— Эх, вы, дубари́!.. Разве ж я кого из своих в обиду отдам? Конечно, ежели безвинно на него валят бревно. А коли виновен — самолично из этого маузера порешу. Слово мое твердо. Потолкую с Женькой Боттом. Доверили мне товарищи. Ежели что — амба!.. А теперь, отряд, слушай мою команду: кру-у-гом, рысью... марш-марш!
Смутьяны беспрекословно выполнили команду. Осипов отер платком лоб.
— От, сукины сыны! — тихо возмущался военком. — Чего задумали. Как дети малые. Ну я им, подлецам, задам. Узнают кузькину мать!
Привели Ботта. Осипов, сунув ему под нос маузер, рявкнул:
— Падла! Достукался? Я из тебя всю правду вытрясу. Откуда взял гранаты, гад?! Их же изготовили лишь после того, как твой папаша-алкоголик окочурился!
Ботт, понимая, в чем дело, понурил голову.
— Заберите меня отсюда, Константин Павлович. Я все... Я все расскажу. Только заберите!
— Испугался, подлец! — ярился Осипов. — Меня опозорил, и за меня же спрятаться ловчишь? Дудки. Все из тебя до капельки вымотаю. Прикажут — лично расстреляю!
Военком, подталкивая стволом маузера в спину, повел Ботта к фаэтону, в котором ожидали Осипова второй его адъютант, Стремковский, и красноармеец-ездовой с карабином через плечо.
Ботта втащили на сиденье. Военком крикнул на прощанье Фоменко и Червякову:
— Завтра, максимум послезавтра утром представлю все материалы. Если окажется контрой — шлепайте его беспощадно!
Лошади понесли фаэтон по снежному насту.
— Решительный человек военком.
— Да, — согласился Фоменко. — Здорово он кавалеристов усмирил. Отчаянный. Поразительное хладнокровие.
Оба они и помыслить не могли, что предатель и изменник Осипов ловко разыграл «сцену бунта», выманил из их рук своего сообщника Ботта, чтобы скрыть зловещие замыслы.
Игнат Порфирьевич помахал рукой вслед удаляющемуся фаэтону, в котором находились его убийцы.
Взмахнул рукой и Алексей Васильевич Червяков.
Ему тоже осталось жить совсем недолго.
После разгрома чекистами антисоветского заговора Туркестанской военной организации главари ее, генерал Кондратович, полковники Зайцев и Корнилов, бежали и нашли приют у басмачей. Десятки заговорщиков были арестованы. И все же некоторым, вроде полковника Цветкова, Савицкого, удалось уйти в подполье. Они продолжали плести заговор. Образовался так называемый «Временный комитет». Бывшие политические противники объединились против общего врага — большевиков. Во «Временный комитет» вошли ярые монархисты вроде бывшего генштабиста Руднева; лидер правых эсеров Акимов, ренегат и предатель «большевик» Агапов; полковник Цветков, полковник Бутенин — командир 2-го полка; сын богача Тишковский... Верховодил заговорщиками Осипов.
Сегодня «Временный комитет» совещался в последний раз. Завтра ночью предстояло «перейти Рубикон».
...Осипов стремительно вошел в просторную столовую. Откозыряв, сел на председательский стул за длинным обеденным столом. Внешне держался он прекрасно — в движениях быстр, взгляд твердый, решительный. Но душа у него млела от страха перед завтрашним вечером. Отступать, однако, некуда. Не завтра — послезавтра и его возьмут. Пусть даже мятеж не увенчается успехом. Но это единственный способ спастись, выкарабкаться из капкана, готового вот-вот захлопнуться!
— Начнем, това... — Осипов замялся и тут же произнес решительно: — Начнем, господа. Завтра вечером должно произойти событие, значение которого трудно переоценить. Прошу вас, Александр Васильевич, — обратился он к полковнику Рудневу. — Вам, автору плана вооруженного свержения большевизма в Туркестане, — первое слово. Еще раз объясните собравшимся их задачи.
Сухопарый, англизированный Руднев, мужчина средних лет с подергивающейся нервным тиком щекой, ученый генштабист в профессорских очках без ободков, начал, словно лекцию:
— Мы располагаем двумястами «двадцаток». Число внушительное. Однако «двадцатки», к сожалению, состоят из необстрелянных кадетов, гимназистов старших классов...
— ...и прочих хлюпиков, — по-собакевически неуклюже вставил командир 2-го полка Бутенин, и внешне тоже очень похожий на Собакевича.
Осипов постучал карандашом по столу.
— Имеются резервы. Несколько сот богатых крестьян из Кауфманской, около пятисот человек из пригородов Ташкента. Из старого города некто Тимурбек обещал привести на театр военных действий около полутораста человек.