У него было больше связей, чем у Генри. Кардинал Игнатий, не мешкая, предложил ему отправиться на родину, чтобы набраться опыта. Отец Мартин серьезно отнесся к смехотворной должности помощника пастора, так как понимал, что провалил важнейшее испытание, и наказание за это могло быть куда страшнее пожизненного изгнания в глубинку.
Он не ожидал, что события повлияют на него подобным образом: отец Мартин увидел порок в церкви, в самом сердце предполагаемого моста между Богом и людьми, и более не мог закрывать глаза на религиозные сомнения, которые уже долгое время его терзали. Но как ему теперь быть, если в мире, что он знал, церковь имела полную власть над образованием, политикой и всеми материальными ценностями?
Что ему делать всю оставшуюся жизнь? Отец Мартин и думать не хотел о том, что жизнь его будет посвящена бессмысленному исполнению пустых ритуалов. Он по-прежнему страдал от изолированности и не имел ни малейшего понятия, куда двигаться дальше.
- По крайней мере, здесь я в безопасности, – со смущением промолвил отец Мартин, закончив свои откровения. – Испытав меня вином, вы дали понять, что вы не один из тех, кто желает моей смерти. Вы просто не знали, за что меня выгнали из Рима.
- Нет, я не знал причины. Но у любого мыслящего человека возникают порой сомнения. Вот только держать их, как правило, следует при себе, – быстро добавил отец Уолтер. – Они могут стать причиной недоразумений среди неискушенной паствы. Возможно, в течение нескольких лет ваши сомнения разрешатся сами собой.
- Вы не понимаете. Римские кардиналы не просто беспокоятся по поводу моих сомнений. Они боятся меня из-за той правды, что я знаю.
- Боятся вас? – воскликнул отец Уолтер, не веря собственным ушам.
- Если я когда-нибудь покину сельскую местность и попадусь им на глаза, то все закончится несчастным случаем со смертельным исходом.
Отец Уолтер просто не знал, что на это ответить, поэтому еле заметно зевнул и предложил отправиться по кроватям. Он знавал личностей с расшатанной психикой, которые верили, что на каждом шагу их ждут невидимые враги, но еще не встречался со столь ограниченным и великим самообманом. Стоило подождать, пока мания не разовьется сильнее или к отцу Мартину не вернется ясность рассудка. Отец Уолтер понимал, отчего римскую иерархию возмутили эти склонность к преувеличениям и желание видеть повсюду заговоры. Главы римской церкви предпочитали осторожность в регулировании вопросов, щепетильных как для церкви, так и для светской власти.
На следующее утро они притворились, что не помнят ничего из того, что произошло накануне вечером. Весь день они были заняты починкой протекающей крыши церковного склада. Тем же вечером их поднял на ноги старый Мэттью и сообщил, что нужно отправляться в монастырь, где умирала послушница.
Пока отец Уолтер не понимал, в чем же провинился отец Мартин, он мешкал с его приглашением в монастырь Святой Урсулы. Теперь он знал, что отец Мартин не причинит сестрам вреда и может быть рад знакомству с ними. Медлить было нельзя, поэтому они взяли небольшую телегу и лошадь. Пешком им бы пришлось потратить полчаса.
- Я рад, что вы сможете познакомиться с некоторыми из сестер, – с энтузиазмом сказал отец Уолтер, несмотря на мрачный характер их миссии. - Мать-настоятельница Агнесс, сестра Микаэлла и сестра Кэтрин – наидобрейшие души из всех, кого я знаю. Они образованные женщины, и в свое время я многому у них научился.
Отец Мартин подумал, что неплохо будет познакомиться с образованными людьми в городе, где таковых, казалось, были единицы. Он также подумал, что в монастыре может быть библиотека. Нередко сестры занимались переписыванием книг. Было бы просто превосходно обнаружить в монастыре редкие тома. Он только от всего сердца надеялся, что эти мудрые пожилые женщины и вправду достойны похвал своего духовного наставника.
Отец Уолтер и отец Мартин проследовали в зал, где молодой помощник пастора был поспешно представлен матери-настоятельнице и сестре Микаэлле. Времени на разговоры не было, предполагалось, что соборование можно провести только для еще живого человека. Мать-настоятельница ясно дала понять, что спешка необходима ради поддержания хоть малой толики надежды на то, что в теле сестры Доротеи по-прежнему теплится жизнь. Она провела их через запутанную систему слабоосвещенных коридоров, из которых доносились тихие перешептывания. Только когда они добрались до кельи, освещенной пламенем нескольких свечей, мать-настоятельница сообщила им, что смерть наступила около получаса назад. Они кратко посовещались вполголоса с отцом Уолтером.
***
Сестра Кэтрин подняла взгляд от книги, в которой делала пометки, и увидела рядом с матушкой Агнесс знакомую кряжистую фигуру отца Уолтера. Она предположила, что высокий худой мужчина, который шел за ним, это отец Мартин. Раньше отец Уолтер не брал своего помощника в стены монастыря.
Отец Уолтер и матушка Агнесс действовали по плану, который, как видно, обсудили еще до того, как зашли в келью. Они не стали вынимать масло, святую воду и распятие. До начала церемонии никого из них так и не представили друг другу.
Пока остальные были заняты обрядом, сестра Кэтрин тихо стояла в тени. Она воспользовалась возможностью, чтобы изучить новоприбывшего священника. У того были внимательные светло-карие глаза. Густые темные волосы подстрижены коротко, но уже скоро обещали превратиться в непослушную копну. Большой нос делал его похожим на совсем еще мальчишку, но полная нижняя губа была отвлекающе чувственной. Она предположила, что до того, как отец Мартин уедет, в приходе успеют появиться несколько незаконнорожденных большеносых и полногубых детишек. Сестра Кэтрин тут же упрекнула себя за осуждающие предположения относительно отца Мартина, основанные лишь на его внешности - ее ведь не выбирают - и сосредоточилась на лысой голове отца Уолтера, пока тот заканчивал последнюю молитву.
Спустя мгновение почтительного молчания матушка Агнесс пригласила священников в столовую, на мясные тарталетки и пряное вино. Сестра Кэтрин была рада остаться одна и продолжить работать над своими заметками.
Она подняла одеяло и ночную рубашку сестры Доротеи, чтобы завершить свои наблюдения, когда на пороге кельи вновь возник высокий священник.
- Прошу меня простить, - быстро успокоил ее отец Мартин, - кажется, я забыл свой бревиарий… да, так и есть, вот он. – Он поднял книгу со стола. Отец Мартин оказался сбит с толку тем, что и как делала молодая сестра. Она казалась такой отрешенной от всего, что ее окружало, включая тело. И что она могла писать в этом месте, у смертного ложа?
Из-под легко наброшенной на голову вуали выбивались рыжие волосы. Она была одета в ночную рубашку, поверх которой был накинут плащ, отчего руки ее были обнажены до локтя. Даже послушницы не имеют права на подобный внешний вид. Глаза ее в свете свечи были серыми. В спокойном взгляде читались безмятежность и уверенность в собственных силах. Нос с горбинкой и сильный подбородок предполагали твердый и самостоятельный характер.
- Я отец Мартин, – представился он, - извините меня за любопытство, но вы выглядите слишком молодо, чтобы одной готовить тело к похоронам.
Она мило улыбнулась ему.
- Вы слишком вежливы, чтобы сказать «неопытна». Вас обмануло пламя свечи, – ответила она. – Я не столь молода. Родилась в год смерти короля Генриха. В день Святой Бриджит мне исполнился тридцать один. Прошу извинить за мой внешний вид, но меня позвали, когда сестре Доротее стало плохо, и мне уже было не до переодеваний. Я сестра Кэтрин, лекарь при монастыре.
Отец Мартин понял, что перед ним стояла одна из тех «мудрых пожилых женщин», что он рисовал в своем воображении. Из-за низкого роста и небрежности одеяния она казалась моложе своего истинного возраста.
- Простите меня, сестра, – сказал он, - я принял вас за послушницу. Отец Уолтер так высоко отзывался о вас и сказал, что вы одна из тех мудрейших старейшин, к которым мне стоит здесь прислушиваться. Я ожидал, что волосы ваши уже убелены сединой.