– Мне не терпелось записаться в добровольцы. Казалось таким романтичным воевать за свой дом и родную землю. Билли последовал за мной, разумеется. Он не особо стремился воевать, но хотел быть рядом. Он помог мне написать прощальное стихотворение для Сары, когда мы отправились в армию в 1861 году.
– Самое забавное заключалось в том, что Билли добился на военном поприще большего, чем я. Я вечно конфликтовал со своими командующими офицерами. Ты стал сержантом почти сразу по прибытии – получил повышение из-за большого количества потерь среди личного состава. Мы много узнали о реалиях войны в течение следующих двух лет. К 1863 году, когда мы услышали, что янки подступают к Теннесси, в моих представлениях о войне не осталось ничего романтичного.
– Мы оказались рядом с фермой под жестоким огнем неприятеля. Не помню, подумывали ли мы о сдаче. Вокруг было столько сбивающих с толку звуков. Ты увидел снайпера, берущего меня на мушку, и толкнул меня на землю. Он попал тебе в бок между ребрами. Я держал тебя на руках и смотрел, как ты покидаешь меня – так быстро, что я не мог в это поверить, даже после всех виденных мною смертей. Всего один наполненный ужасом взгляд, пока ты захлебывался кровью. Как могла вся моя жизнь закончится вот так? Я сошел с ума. Я бросился в поле, стреляя во все стороны. Потребовалось пять пуль, чтобы покончить и со мной.
Малдер помедлил и сделал над собой осознанное усилие, пытаясь успокоиться. Он осознал, что оговорился и начал говорить о Билли во втором лице. Неудачно вышло – из-за этого его повествование приняло слишком личный характер, что могло отпугнуть Скалли.
– Вот что я имел в виду, говоря о недостатках метода регрессивного гипноза. Я знал эту историю, когда был Салливаном, но никто не задал мне правильных вопросов. Не то чтобы я хотел выболтать все это перед ней. Сара была моей будущей женой, но все важное я разделял с Билли – так, как Салливан считал, должно быть между мужчинами и женщинами.
«У такого положения вещей есть множество преимуществ», – подумал Малдер, ожидая реакции Скалли на свой ответ. Он бросил на нее взгляд украдкой и увидел, что она смотрела куда-то вдаль, очевидно погруженная в свои мысли.
Скалли не знала, что и думать. С научной точки зрения, все это было сплошным притянутым за уши самообманом, достойным упоминания в “Журнале невоспроизводимых результатов”(1). Было бы так просто сказать Малдеру – мягко, разумеется, – что все это существовало только у него в голове. Она вздохнула, вспоминая, что когда они только начали читать бумаги, Малдер настаивал, что это фальшивка. Почему же его мнение столь кардинально изменилось?
Что-то создало эмоциональную связь Малдера с историями Мартина и Салливана. В повседневной жизни у него возникали проблемы с простыми эмоциями. Это каким-то образом облегчило для него принятие идеи прошлых жизней? Или идея о существовании предыдущих жизней просто была слишком притягательной, чтобы отвергнуть ее? Странно, но ей казалось, что она тоже начала испытывать эмоциональный отклик на эти истории. Ее разум просто не воспроизводил эти ощущения, даже пятиминутной давности. Но Малдер всегда был храбрее или безрассуднее ее в том, чтобы подвергать свой разум опасным влияниям.
– Малдер, почему ты раньше ничего не рассказывал об этих подробностях?
– Я не хотел им верить, Скалли. Куда проще было иметь дело с тем сеансом гипноза. – Малдер не хотел юлить, но и открывать слишком много также не входило в его планы. – Видишь, у меня уже было это ощущение узнавания тебя из прошлой жизни, когда мы были очень близки. Я пытался игнорировать его.
– Я не… – начала Скалли. – Я ничего не помню, Малдер. Иногда мне кажется, что у меня почти получается. Не знаю, что это означает.
– Неважно. Это не имеет значения.
Малдер сказал себе, что так будет лучше. Им не нужны были осложнения, неизменно возникшие бы, если бы в их отношения добавились изменчивые аспекты секса и романтики. Он знал, что в таком случае ему бы не пришлось прибегать к чувствам из прошлой жизни, но у него никогда не хватит смелости. За разумными доводами крылась простая тоска, выражавшаяся в молчаливых мольбах к Скалли: «Вспомни меня побыстрее. Пожалуйста, не откладывай до того момента, когда мы умрем в каком-нибудь поле».
Скалли казалось, что она словно бы угодила в Зазеркалье и смотрит на комнату, которую только что покинула. Малдер почти что сказал, что любил ее сотни лет назад, однако явно избегал любых упоминаний о сегодняшних чувствах. С другой стороны, она точно знала, что любит Малдера прямо сейчас, пусть даже она никогда не откроет ему своей любви. У нее не было никаких воспоминаний об отношениях в прошлых жизнях. Как всегда, Малдер предпочел сосредоточить свое внимание на паранормальных феноменах, а не на реальности у них под носом. Она подозревала, что он считал, будто все трудности испарятся волшебным образом, если она только позволит себе вспомнить. Что ж, она не могла этого сделать. Реинкарнация была физически и духовно невозможна.
Возможно, если бы Малдер стал чуть более открытым, обратился бы за помощью к профессионалам, то у него получилось бы лучше понять себя. Но это случится, вероятно, когда она сама научится ослаблять контроль, в котором так нуждалась, над своими чувствами и даст себе волю. «Это нормально, – сказала она себе. – Не все хотят или нуждаются в неконтролируемой страсти прямиком из опер».
– Как думаешь, я буду видеть красный в следующей жизни, Скалли? – спросил Малдер, когда они приблизились к дороге на аэропорт.
– Что? Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты знаешь… я же не различаю красный и зеленый цвета. Думаешь, эта особенность переходит из жизни в жизнь?
Скалли сочла его вопрос этаким причудливым отвлечение внимания, призванным разрядить обстановку, и ответила в том же духе.
– Это генетическая недостаточность, обусловленная полом. Если в следующий раз будешь женщиной, то, вероятно, не унаследуешь ее, – озорно заявила она.
– Вряд ли мы могли бы иметь одну и ту же ДНК в каждой жизни. Я мог бы быть мужчиной и не дальтоником, – запротестовал он. – Однако я всегда буду сожалеть о том, что не различаю цвет твоих волос.
Скалли ожидала развязки в виде шутки о краске для волос, но напрасно. Он так и не отвел взгляда от дороги.
– Многое во мне может быть исправлено в следующий раз. Постарайся отыскать меня, Скалли. Ты так хорошо осведомлена о моих недостатках, что оценишь изменения.
Она знала, что он шутил, но в его юморе проскользнула нотка грусти.
Они припарковались перед входом в офис проката машин и настроились на деловую волну. Вернув машину, они разошлись по своим делам: Малдер принялся изучать ассортимент газет и журналов, тогда как Скалли отправилась на поиски подходящей открытки на день рождения выходящего на пенсию Джерри Ходжа.Покончив с покупками в газетном киоске, Малдер отправился в магазин сувениров в поисках Скалли. Когда он подошел к ней со спины, то заметил, что ее плечи дрожат.
– Нашла какие-то по-настоящему смешные открытки о проблемах с простатой? – спросил он, беря первую попавшуюся открытку.
Когда она не ответила, он пригляделся к ней и понял, что она не смеялась, а тихо плакала. И в этот момент он узнал мелодию, игравшую в магазине, что само по себе было странно, ведь обычно он не мог запомнить ни мелодии, ни ее названия, не прослушав ее раз сто. Он не помнил, чтобы слышал ее – он просто знал ее, как домашнее животное распознает змею, никогда ее не видя. В магазине были выставлены различные CD-диски вместе со стереосистемой, на которой покупатели могли послушать музыку перед покупкой. Диски содержали популярную меланхоличную музыку нью-эйдж, и в тот конкретный момент в проигрывателе играла кельтская музыка.
Он поспешил к прилавку и спросил продавщицу – Эджи, как было написано на ее бейджике:
– Мэм, не могли бы вы включить что-нибудь другое? Кельтская музыка вызывает у моей подруги не самые лучшие ассоциации. И, пожалуйста, скажите название этой песни.