«Э-э! Э! Ты того... не затаптывай полезные мысли! А всё, чем мы тут занимаемся, что здесь наблюдаем, чем поневоле живём — не фантастика, что ли?! — митинговал Антилексей. — Очень дельное толкование сна. Хочу-хочу! На изначальные позиции... На пивное ристалище!»
«Отстань! — отмахнулся я. — Лучше поделюсь мыслями со знающим человеком, а не с тобой».
Естественно, что я всё высказал Амрине; как только она проснулась.
Полностью выложил, до мелочей, даже свои домыслы. Моя локосианка поджала губы, долго молчала. И неожиданно задала странный вопрос:
— Случайно не помнишь, каким ты виделся сам себе, отчётливо или... э-э... расплывчато?
— Ну конечно, помню! Отчётливо, как никогда. Я же говорю — даже сам себе понравился. Как бы тебе объяснить... Вот бывает, когда в зеркало смотришь, вертишься — в разных ракурсах себя рассматриваешь... А поскольку человеческое лицо асимметричное по сути, то я лично предпочитаю видеть отражение своего правого полупрофиля... Именно так я себе больше нравлюсь. Но тут... Понимаешь, ощущение было такое, что я себе именно нравлюсь. Как бы со стороны или в зеркало гляжусь.
— Значит, ты во сне наблюдал себя... как бы со стороны? — видимо, этот аспект её далеко не порадовал. — А те двое... Ты их также видел со стороны и отчётливо?
— Одного видел очень чётко, а второго... — задумался я. — Второго... Не могу вспомнить, чтобы я его рассматривал, просто у меня было явственное ощущение, что он есть, присутствует, и я до мелочей знаю, как он выглядит. Но чтобы я лично наблюдал все эти мелочи... не могу поручиться.
— Неужели они решились на это... — прошептала Амрина.
— На что ЭТО?! — бурно отреагировал я.
— Погоди... — она ещё что-то там увязывала в своих размышлениях, совершенно по-земному покачивая при этом головой. — Значит, Тэфта Оллу и себя ты рассмотрел чётко и будто со стороны... а Фэсха Оэна... только ощущал его, словно видел не глазами, а мысленно...
— Именно так... — отдал я ей все бразды, запутавшиеся в немыслимый узел.
Пока Амрина занималась сопоставлением деталей, я не усидел в избушке. Отправился к Упырю, чтобы поделиться с командиром своим сновидением. Каково же было моё изумление, когда он в ответ рассказал содержание собственного сна, в котором...
Тревогу ещё больше усилил сон, поведанный мне Митричем...
Встревоженный более чем, я вернулся обратно, чтобы сообщить «разведданные» Амрине, но не успел даже открыть рот.
— Ты узнал, что... многие видели подобные сны, в финале которых... звучала одна и та же фраза? — спросила Амрина.
— Да! Но как ты...
— Я не догадалась... Я поняла. Я уже знаю наверняка, что это было. У меня... просто не укладывается в голове, что ОН пошёл на ЭТО... — глаза моей локосианки невидяще застыли, словно она пыталась смотреть внутрь себя или же в неведомое мне «левое» пространство.
— Ну и что это было? Кто это он? И на что он пошёл?! Амрина, не томи душу... — я засыпал свою милую вопросами и даже нетерпеливо потеребил её плечо, чтобы отвлечь от размышлений.
Она устало отёрла ладонями своё лицо. Коснулась кончиками пальцев моей щеки... они соскользнули вниз, оставив приятное ощущение мимолётной прохлады.
— Слушай... То, что ты и твои друзья видели, вовсе не сон. Это... более чем... нечастый случай для истории Локоса. Насильное внедрение чужих мнемо в приватный космос личности. Само по себе, это уже преступление... по нашим законам... Мы же, в данном случае... имеем не простое внедрение, а массовую адресную трансляцию мнемо... с вкраплением элементов внушения. Если говорить о содержании твоего видения, то получается следующее... за основу было взято мнемо, которое записал Фэсх Оэн в тот самый день, когда тебя начинали вербовать в проект «Вечный Поход»... А вкраплением является ключевая фраза, смысл коей сводится к утверждению «Мы не станем трогать твоё завтра»! Короче говоря, суть в том, что... это навязчивое и властное предложение. Теперь те же, кто вас, землян, сюда привёл... вам предлагают разойтись по домам. Вернуться на исходные позиции, причём тебя... при твоём согласии... должны возвратить именно в продемонстрированную тебе точку времени. Но... на подобную насильственную ретрансляцию в прошлое... можно решиться, только получив... единодушную санкцию Высшей Семёрки.
«Насколько я оказался близок к истине! Правильно говорят — с кем поведёшься... », — подумал я.
«Ну, сам себя не похвалишь...», — съехидничал потельник.
— А как же остальные вопросы? Кто ОН? И на что он пошёл?
— Мой отец... Инч Шуфс Инч Второй. А на что он пошёл— пока не время говорить... Я и сама не уверена... Это пока лишь... мои бурлящие эмоции.
Последующие события развивались стремительно. Словно там, на Локосе, те, кто изгалялся над Временем, приняли решение: ускорить его ход.
После нашего разговора, «толкующего сновидения», не прошло и получаса, как поступил звонок с блокпоста южного направления. Командир охранного подразделения, кажется, из красноармейцев легендарной Сивашской дивизии, возбуждённо кричал в трубку о большой группе каких-то парламентёров, размахивавших белыми полотнищами.
Дальнейшее разительно напоминало игру в «испорченный телефон». Дежурный по лагерю истолковал сообщение постовых по-своему. Он доложил Упырю, что на южном блокпосту охраной остановлена группа представителей неизвестного войска, прибывших на переговоры о военном союзничестве. Обычное «по нынешним временам» дело... Только одного он не понял — почему в этой группе отсутствуют наши гонцы. Впрочем, подобное в последнее время уже случалось. Достаточно было стронуть первые «камни», и слух о союзной армии, как лавина, с каждым часом набирал скорость и массу.
После того, памятного, почина — визита янычарского посольства, — последовали другие. Нас уже, с интервалами в несколько суток, посетили римские легионеры Цезаря, славянские дружинники Святослава, драгуны гвардии Наполеона, спартанские гоплиты царя Леонида, кавалеристы южан-конфедератов, разведчики отряда вьетконговцев, полудюжина крестоносцев, и многие, многие другие.
Среди этих представительств, появление которых было инициировано гонцами, ранее разосланными Упырём, встречались и воины, добиравшиеся сюда без наших проводников. Ибо посланцы Объединённой Армии, повинуясь приказу, не отвлекались от миссии, нигде надолго не задерживались. Всё это время они мчались вперёд, дальше и дальше...
И выходило так, что после встреч с гонцами, после переговоров о слиянии разрозненных враждующих подразделений, хлопотную функцию «миссионерства» взваливали на себя командиры новых примкнувших отрядов и корпусов. И мчались без устали, во все стороны, всё новые и новые вестники. И расползался цепной реакцией призыв: «Родина в опасности! Земляне, объединяйтесь против иноземного врага!».
Уж чего у нас не отнять, так это неизменного свойства: забывать на время внутренние разборки, когда является внешний враг. Мы можем сколько угодно друг дружку молотить, в блин раскатывать, но стоит возникнуть общему для всех обидчику, сразу же раздаётся универсальный боевой клич «Наших бьют!», и мы наверняка плечом к плечу выступим супротив пришлого супостата...
Упырь известил меня посыльным о прибытии в лагерь неведомых парламентёров. Должно быть, одновременно он отрядил людей и к блокпосту — сопроводить прибывших в штаб.
Мне едва удалось упросить Амрину не ходить со мной. Привёл я себя в порядок, осмотрел снаряжение. В последний момент на всякий случай прихватил свой блокнот с черновыми записями. На его страницах, в числе прочего, фиксировались данные о подразделениях, примкнувших к нашей армии.
Шёл я к штабу, всё ещё пребывая под сильным впечатлением приснившегося. Мысли никак не могли выпутаться из того клубка эмоций, что подкинуло насильное, навязанное мнемо. И чем больше я размышлял об этом, тем ощутимее кренилась моя «крыша». Я уже не знал, по большому счёту — хочу или не хочу, чтобы они «не трогали моё завтра»... Несомненным было лишь одно — я прямо-таки жаждал отомстить виновным! За то, что меня использовали. И за то, КАК они это сделали. Я думал о локосианах. Представлял их, до мельчайших штрихов в экипировке...