Нет, себя кончить не получится. Когда Иванцов только так, теоретически, подумал о пуле, стало холодно. Хотя даже сейчас, поутру, было уже за двадцать градусов тепла. Сразу же припомнилось, сколько и как было нажито, сколько пришлось трястись в свое время, сколько угождать и жульничать, пробираясь кверху! И закончить собачьей смертью? Ну уж, дудки!
В конце концов, не все ли равно, кому и как лизать задницу, если это неизбежно? Не все ли равно, перед кем тянуться и кому докладывать? Раньше глядел в рот Михалычу и тем, кто выше его, теперь будет тоже кому-то глядеть. А несколько сотен сотрудников областной и районных прокуратур по-прежнему будут считать его полубогом, конечно, кроме тех, которых ему поставят хозяева.
Так что начинается немного иная, но в общем та же жизнь. И хотя теперь поменяются места, акценты и роли, останутся быт, привычный рацион питания, обычаи проведения досуга — в общем, образ жизни, так сказать. Сколько так продлится, неизвестно, то в этом-то и прелесть. Как и в жизни вообще — никто ведь не знает дату своего финиша.
Что вообще жизнь человеческая? Так себе, листок на дереве Человечества. Проклевывается, растет, зеленеет, желтеет, а потом срывает его осенний ветер — фьють! — и нету. Ольга Михайловна все в последнее время книжку читает американскую — «Унесенные ветром». Про ихнюю гражданскую войну. Это про всех. Время и есть ветер. Только иногда так себе, слабенький, а иногда аж ураганный. Сейчас до урагана не дошло, что-то вроде «умеренный до сильного». Сорвал-таки этот ветер Иванцова и понес куда-то. Но пока на землю не бросил, крутит в воздухе. Может, еще долго крутить будет.
Почти успокоившись, Иванцов закурил.
Обидно все-таки. Все ведь совсем по-другому могло быть, если б не погнался за этой самой нычкой. Вообще-то поделом. Соблазнился, хотел удачу за хвост поймать… Столько уже каялся в этом. Интересно, куда делся этот Клык? Вот уж у кого поучиться способности к выживанию! Мизерные, ничтожные шансы использовал — и не дался в руки.
Бога нет, и сомневаться нечего. Если он бандиту помогает, то это и не Бог вовсе…
— Приехали, Виктор Семенович! — сообщил Моряков, выскакивая из машины и открывая перед начальством дверь. Прямо адъютант при генерале!
— Спасибо, хорошо встретил! — похвалил Иванцов, про себя подумав, что скорее всего зря Моряков старается. Не быть ему на месте Балыбина. Городская прокуратура — это уж точно — теперь будет от областной в минимальной зависимости. Туда они наверняка найдут кого-то, кто будет приглядывать за Иванцовым. Моряков не годится, слишком уж известен как верный холуй Виктора Семеновича. Ему, пожалуй, придется так и проторчать тут, на прежней должности, до седых… м-м… волос.
И Рындин, и тот, кто заменит Найденова, — все будут у них, у хозяев. И Глава, если захочет удержаться, к ним на поклон пойдет. Если уже не под ними.
Вся область, со всеми чинами и чинушками. Никакие выборы ничего не изменят, во всяком случае те, что будут в декабре. Они просто прикинут, хозяева добрые, кого купить, кого в Думу послать. А вот будущим летом, там покруче завернется. Тогда, если не найдут подходов на самый верх, могут и вспомнит 3, что эту область Москва к себе в XV веке силой присоединила. Запросто! Потому что Москва с не своими начальниками — не по сердцу. Тут, в области, места на пару Швейцарий или Австрий хватит. Отчего бы Главе не попробовать себя Президентом объязить? Да и облвоенкому стать министром обороны лестно. Как иначе генералом армии сделаешься? Да и Иванцов, если поладит с хозяевами, может стать генпрокурором новой республики. Хренляндии какой-нибудь. Или Лесороссии. Название не проблема.
От последних мыслей Иванцов не только сбр осил с себя последние остатки хандры, но даже повеселел. С улыбкой он вошел в дверь своего учреждения, на минуту представив себе, что это уже не областная прокуратура третьеразрядной нечерноземной провинции, а Генеральная прокуратура той самой Хесо-россии или Хренляндии. Работа — та же, а ответственности — меньше.