— Впрочем, — спустя два часа, проведённых в перемещениях от шахматного столика к обеденному, где хозяин усердно угощал меня домашней настойкой под великолепное заливное, я сделал вид, что решаюсь на жертву. — Не отпускает меня Ваша мысль, Сергей Николаевич, об уплате за акции, так сказать, натурой. Что Вы скажете о рабочих?
— Продать Вам рабочих, — попытался ухватить идею хозяин, — кто же мне разрешит столько рабочих продать, на десять тысяч?
— Конечно, начальство не разрешит, и будет право, нельзя продавать рабочих с такого важного завода. Но, совсем недавно, государыня разрешила продавать крепостных и приписных отдельно, без семей и даже детей. Продайте моим парням невест, молодых девок, душ двести, их на завод всё равно не берут?
— Этого не хватит на десять тысяч серебром, — быстро произвёл подсчёты управляющий, — у меня положительно нет наличности на четыре тысячи!
— Так продайте мне детей крестьянских, на эту сумму, и тех парней, что со мной вернулись с Дальнего Востока. Их двадцать восемь душ, да двадцать три невесты для них, всех запишем крестьянскими недорослями, как раз на сотню настоящих парнишек останется.
— А не забунтуют? — испугался своего размаха управляющий, ещё бы, продать триста с лишним душ приписного люда.
— Я сам людей отберу, тихо и незаметно, за неделю управлюсь. — Мне едва удалось скрыть ликование, да, не тот стал Алимов. Может, просто мой статус поменялся, да блеск золота манит управляющего. С кем проще спорить, с безродным немцем или дворянином, обласканным государыней, заработавшим сотни тысяч рублей серебром?
Так я и объявил своим парням, на следующее утро, собрав их с родными неподалёку от Прикамска, за час до работы.
— Господин управляющий разрешил выкупить ваших детей и тех девушек, что станут их жёнами. Я их покупаю и оформляю в Сарапуле на всех вольные, у нас на востоке рабов нет. Так, что ваша задача за неделю сосватать своим детям добрых невест, обвенчать их. Потому, как, через неделю мы отправляемся дальше, в город Владивосток.
— Ты, барин, ещё бы нас с детками выкупил, — не выдержал один из рабочих.
— Деток ваших смогу купить, сотню мальчишек и двести девушек, если не найдёте своих и соседских, кто желает детям волю, проеду по деревням, там скоро согласятся. — Я посмотрел на того, кто задал вопрос, — что касается выкупа тебя, три года назад я предлагал уходить с нами всем желающим. Спроси у своего сына, сколь таких, кто рискнул уйти, живёт в нашем городе, во Владивостоке? Все, кто рискнул получить волю, добрались и горя не знают, дома отстроили в два этажа, податей не платят, даже церковной десятины нет. Наши батюшки из рук наших кормятся, добрые пастыри. Почто ты три года назад не рискнул? Так, что, живи здесь, а дети пускай на воле. Заработают денег, выкупят тебя с женой.
После такого предложения забурлило всё Прикамье. Рабочие быстро сообразили сбыть мне всех подростков из семей, коих набралось почти двести человек. В три дня оженили своих парней, приведя батюшку в недоумение такими массовыми свадьбами. Слава богу, прошла Пасхальная неделя, и запрет на венчание закончился*. Затем всех их управляющий продал мне, осталось набрать ещё восемьдесят девушек, желательно на выданье. Я совсем собрался проехать по окрестным деревням, когда меня неожиданно навестил старый знакомый — старовер Фрол, троюродный брат Лушникова Акинфия. Я не забыл его помощь, в своё время он спас меня и жену от ареста, сразу провёл его в свою комнату.
— Садись, рад тебя видеть, Фрол, — я выкладывал на стол съестное, наливал гостю чая, затем уселся рядом. Раскольник постарел, голова стала совсем белой, но, лицо всё такое же жёсткое, волевое. Всё также нетороплив, движения уверенные, сильные.
— Правду бают, в твоём городе только старую веру почитают? — вперил в меня свой взгляд Фрол, помолчал и спросил, — много добрых людей хотят к тебе перебраться, примешь?
— С радостью, — улыбнулся я началу разговора, — сам знаешь, людей там русских мало. Сейчас отсюда молодёжь беру, выкупаю у Алимова. Через два дня всем вольную оформлю, и поедем, повозки уже готовы.
— Выкупи наших деток, что сиротами остались после бунташного года.
— Сколько и какого возраста?
— От трёх до двенадцати лет, девяносто восемь душ, всё больше девочки.
— Как же я их без родителей воспитаю? Места у нас трудные, кому я их отдам?