Но вот теперь он стал совсем другим. Появилась в нем какая-то жесткость и уверенность, позволявшая Семену отдавать приказы остальным. Причем так, что эти приказы выполнялись. Когда они прошли по гати с километр, совершенно промокший, Андрей предложил идти обратно к тягачу, так как настил, похоже, сохранился нормально, и нет смысла ломать ноги. Нужно будет просто двигаться потихоньку, глядишь, и удастся проехать. На что Семен ответил, что риска не допустит, и на "авось" раненых не повезет. После чего приказал Андрею двигаться дальше, проверяя свою сторону настила. Именно приказал, ибо этот командный тон Шилин не спутал бы ни с чем.
В принципе Андрей мог послать его подальше, ведь какой к черту командир из совсем молодого парня? Но не сделал этого, предпочтя выполнить приказ. Хотя бы потому, что Семен не требовал от людей ничего такого, чего не делал бы сам. И не жалея других, себя он не щадил тем более. Вчера он вылез из-за рычагов "Комсомольца" выжатый как тряпка. Но все равно Шилину управление не доверил. А ведь Андрей считался в роте не худшим водителем. Просто было такое ощущение, что Чекунов взялся за выполнение какой-то задачи, которую не может доверить никому другому...
Да и потом, Семен сам вызвался караулить первым, и дал напарнику поспать полночи, да еще и утром подремать. Хотя сам Чекунов ночью спал плохо, ворочался, разговаривал во сне. Андрей пытался разобрать, о чем он говорил, но не понял ни слова. Только по тону было понятно, что Семка вроде бы оправдывается перед кем-то. А чего ему оправдываться? И так, то, что он сделал, будем с собой честными, не всякому под силу. А уж у Андрея вообще перед Семеном личный должок имеется...
Внезапно, устыдившись за свою слабость, Андрей рванулся вперед, за уходящим Чекуновым:
- Семка, погоди меня, вместе будем идти!
Разбрызгивая черную воду, догнал приостановившегося Чекунова. Двинулись дальше вместе, прощупывая ногами и палками настил гати. Всякий раз, оглядываясь на Семена, Андрей видел хмурое сосредоточенное лицо, украшенное разводами торфяной грязи. Семен двигался как механическая кукла, выполняя четкую последовательность движений: шаг вперед, проверить прочность бревна под ногой, простучать жердью край настила, сделать следующий шаг.
"Да он же видать от усталости уже ничего не соображает" - осенило Андрея: "А я тут еще себя жалею". Шилина пронзило стыдом, захотелось хоть чем-то помочь, облегчить труд Чекунова. Андрей быстро огляделся по сторонам, надеясь увидеть что-то, могущее разом изменить ситуацию. Но глазу не за что было зацепиться: вокруг простиралась заросшая мхом поверхность болота. Лишь кое-где торчали отдельные скрюченные березки и сосны. Да еще впереди виднелась такая недосягаемая кромка леса.
Хотя, стоп. А что там торчит из кустов, метрах в ста от гати? Какая-то решетчатая конструкция, увешанная то ли листьями, то ли клочьями рваной ткани.
- Семен, стой! Гляди, что это, вон там в кустах?
Чекунов будто не слыша, сделал еще пару шагов.
- Да стой же, тебе говорю! Гляди, вон туда!
Качнувшись, Семен остановился, с трудом повернул голову, прищурился:
- Где?
- Да вон, же! Вон! Что это?
Дуновение ветра заставило трепетать на ветру, теперь это стало ясно, клочья ткани. И на развернувшемся обрывке, стал виден изломанный абрис красной звезды с черной окантовкой. Семен разлепил ссохшиеся губы:
- Самолет...
Это действительно оказался самолет. Точнее, то, что от него осталось. Крылатая машина превратилась в изломанный остов обтянутый драной перкалью. Собственно на поверхности остался только хвост, да обломки крыльев. Силой удара двигатель, видимо, сорвало с моторамы и он погрузился в болото, оставив на виду мелкие части.. Семен шевельнул ногой стальную обойму, все еще соединявшую между собой обгорелые куски дерева. Похоже, что обломки принадлежали небольшому деревянному самолету, типа "кукурузника" У-2. Однако, этот самолет имел двигатель водяного охлаждения. Хорошо узнаваемый, несмотря на перенесенное падение, водорадиатор торчал изо мха в нескольких метрах сзади разбитой машины. Еще дальше валялось колесо с разорванной покрышкой.
Возможно, это был разведчик или связной самолет? Точно мог бы сказать только летчик. Например, капитан Маслеников. Но Виктор Иванович остался в фургоне, и видеть самолет не мог. Правда, он не смог бы увидеть самолет, даже если бы и был здесь.
Чекунов передернул плечами: потерять зрение - страшное дело. Остаться одному в темноте, и только усилием памяти вспоминать, как выглядит окружающий мир... Только представить, и то мурашки по коже бегут. А ведь капитан держится. Хотя, когда Виктор Иванович думает, что рядом никого нет, на его лице прорезается такое отчаяние...