— Ступай, ступай, подожди свою невесту в зале. Марфа, ты тоже иди.
Фрейлина сделала глубокий реверанс и, бросив на прощение убийственный взгляд на Анастасию, считая именно эту невзрачную девицу виновницей всех своих бед, вышла. Девушка вновь осталась с императрицей наедине. Елисавета Петровна села за стол и поманила ее пальцем.
— Пойди сюда, — она начала писать что-то на бумаге. — Отца твоего полностью простить не могу: даже если и невиновен, не с теми людьми он пьяные речи водил. Ежели б не ты, в Сибирь бы сослала. Так до свадьбы твоей пущай в крепости посидит, а потом в имение свое едет и носа в Петербург не показывает. Ты же покамест фрейлиной моей походишь: и на виду будешь, и приданное тебе отпишу хорошее, не нищенкой в семью мужа придешь. Беловы гордецы еще те! А Гриша к тому же и единственный сын, с детства избалован. Вот невестами и перебирает! Сколько Петр Григорьевич его засватать пытался. Все мимо!
— Так может и мне не стоит… — криво улыбнулась Настя.
— Стоит, — Елисавета Петровна задумчиво взглянула на свою белоснежную руку, унизанную кольцами. Показалось, или одно из них тускло блеснуло. — Ты ему правильной женой будешь… А Марфы моей теперь берегись — она на Белова давно глаз положила, да ни он для нее, ни она для него… Там у двери шнурок висит, дерни три раза.
Понимая, что возражения бессмыслены, Настя исполнила приказ. Тут же другая дверь в комнату отворилась и на пороге возникла еще одна дама в голубом платье.
— Лизетта, душечка, — ласково обратилась к тезке императрица, — Скажи князю Черкасову, чтоб дал указ девицу сию, Анастасию Збышеву мне в фрейлины зачислить, да выдать ей жалование на месяц вперед — пусть туалеты свои в порядок приведет, согласно уставу. И проводи ее в комнаты фрейлинские, пусть отдохнет с дороги. Завтра ей все расскажешь, а третьего дня пусть на службу выходит. Все, ступайте с Богом
Фрейлина сделала реверанс и ласково посмотрела на Анастасию, все еще стоявшую у стены.
— Пойдемте, милая, у государыни много дел!
Девушка подчинилась. Не помня себя, она медленно шла за Лизеттой сквозь анфиладу пестрых комнат. Затянутые шелком стены и позолота расплывались перед глазами, сливаясь в какой-то причудливый узор.
— По. до. ждите… — выдохнула девушка, прислоняясь к стене у окна, ноги не держали ее. Голова кружилась. Корсет немилосердно сдавливал ребра, мешая вздохнуть.
— Что? — фрейлина обернулась. — Вы так бледны! Что с вами?
Голос доносился будто в густом тумане. Анастасия скорее поняла, чем ощутила, что Лизетта обняла её за плечи.
— Пойдемте во фрейлинскую!
Настя послушно сделала несколько шагов, ноги подкосились, и девушка упала в обморок.
Очнулась она от резкого противного запаха. Первое, что увидела Настя, когда открыла глаза, было дымящееся перо прямо перед носом. Им размахивала симпатичная девушка в голубом платье, Настя вспомнила её имя — Лизетта.
— Ну, наконец-то! — сказала фрейлина, убирая перо. — Вы так меня напугали!
— Простите, — прошептала Настя, растерянно оглядываясь по сторонам.
Она сидела в небольшой комнате, стены которой были затянуты изумрудно-зеленым шелком с затканными кремовыми и голубыми розами. Белые двери были богато украшены позолоченной резьбой, а на стенах висели портреты государей: Петра Великого и ныне царствующей Елисаветы.
Еще две девушки в почти одинаковых голубых платьях сидели напротив и с сочувствием смотрели на новенькую. У каждой на плече был приколот шифр из бриллиантов и жемчуга, означавший, что фрейлины государыни сейчас при исполнении своих обязанностей.
Под этими взглядами Анастасия окончательно смутилась и хотела встать, но Лизетта удержала её.
— Вы все еще бледны. Посидите здесь.
— Но… я же помешаю вам! — возразила Настя.
— Пустое! Мы все равно должны сидеть здесь, пока нас не позовут, — махнула рукой одна из фрейлин, — Я — Катерина, а это, — она кивнула на свою подругу, — Анна.
— Настя… Анастасия, то есть…
— Вот и знакомы будем! — радостно провозгласила Лизетта.
Глава 2
Григорий вылетел из покоев императрицы в ярости. Ослепленный злобой, он устремился прочь из дворца, опасаясь, что не сможет сдержаться. В голове стучала лишь одна мысль: «Дурак, какой же я дурак!» Волк в душе яростно рычал и жаждал крови.
Особо злиться, кроме самого себя, было не на кого, и это распаляло еще больше. Так глупо попасться, и ведь была бы девка красивая, так нет! Только и есть, что глаза огромные и серые, точно питерсбурхское небо.
Гвардеец задрал голову, зло смотря на тучи, вот-вот грозившие пролиться очередным дождем.