Парсеков
Грешников в аду разумеется много. Вернее, ада не избежать никому. Будь ты хоть трижды святой. Но вот искупить свои грехи муками и перевоспитанием возможно. Иногда тебе может и повести если можно назвать конечно везеньем смерть в юные годы. Антон Шелестов кстати, умудрился попасть в тюрьму ни за что, а потом и погиб в четырнадцать лет, и конечно же попал в ад, но как подросток, мало успевший нагрешить на облеченный уровень. Впрочем, все по порядку. Антон попал под колпак полковника милиции, который явно хотел его сделать стукачом. Мальчик, решительно отказался: - Я на своих друзей стучать не собираюсь! Полковник свирепо вызверился: - Тебе скоро четырнадцать! И тебя я обязательно посажу шкет! Антон смело ответил: - Выживу! Я не боюсь тебя! В день рождения полицейские нагрянули с облавой. Налетели на тусовку подростков. Антон пытался бежать, но бы схвачен. А куртку ему подложили разумеется пакет с героином. У полиции таких полно и не все разумеется уничтожаются. Полковник ведь обещал отомстить. И применил самый затасканный и банальный прием в криминалистике - подбросив дурь. Но разумеется пригласил Антона в кабинет. И вкрадчиво произнес: - Я еще не отправил порошок на экспертизу. Так что мы еще можем решить вопрос полюбовно, и написать в протоколе что это всего лишь пакетик с известью. Ты только как показания на этих! И полковник стал показывать Антону Шелестову фотографии его друзей. Некоторые из и в самом деле были далеко не святые, и творили криминал и разумеется у полиции были на них виды. Разум говорил что не стоит садиться из-за этих в тюрьму. Но гордость, желание прослыть героем оказалось у подростка куда сильнее рассудка. Что значит юные годы и романтика. В ответ мальчик Шелестов уверено заявил: - Я друзей не предают! Полковник усмехнулся и заявил: - ШИЗО тебя ждет! Думаю, посидишь под стражей поумнеешь! Взять его! Антону надели наручники и вывели из кабинета. Тут мальчишка подумал стоило ли так геройствовать. Его конвоировали в соседнее здание, прямо в наручниках, там где СИЗО. Для начала тюремная парикмахерская. Антона посадили в кресло. Симпатичный светло-рыжий мальчишка с длинными волосами смотрел в зеркало. Парикмахер сам видимо зек, со вздохом заметил: - Прическа у парня богатая - жалко резать! Антон хмуро буркнул: - Так не режь! Парикмахер усмехнулся и стал срезать волосы, приговаривая: - Извини, но работа у меня такая парень. Иногда и девочек приходилось стричь, жалко такую красоту уродовать! Антон вздохнул. Красивые, светло рыжие волосы мальчика падали срезанные электрическом машинкой. Казалось, с каждой прядью волос отрывается частица юной души. Голова стала гладкой и чистой, и ты почти лысый, тем более волосы светлые и почти не заметные. Горько себя чувствовать изуродованным. Затем Антона отвели в соседнюю комнату, там стояли зеркала и светили прожектора. Двое полицейский приказали грубым тоном раздеться. И это был шмон при поступлении. Антон смущаясь разделся до трусов, но их тоже грубо приказали снять. Затем полицейские надели перчатки и очень грубо стали щупать мальчишку. Когда полезли в рот у Антона чуть не вырвало, он стал кусаться и получил сильный удар в плечо, от чего сразу набух синяк. Осмотрели ему и уши и ноздри, и между пальцев ног и руки. Заставили перед зеркалом раз десять присесть. Антон послушно присел. Но полицейских это не удовлетворило. Крупный громила надавил указательным пальцем на пупок от чего было очень больно. А затем самое унизительное. Указательный палец в резиновой перчатке грубо вошел пятую точку. И мальчишка заорал от боли и унижения. Его ударили по лицу, и второй полицейских двухметровый громила держали за плечи. А второй грубо и бесцеремонно ковырялся в заднем проходе. По лицу Антона текли - слезы как это мерзко. Затем полицейский ощупал еще и корень жизни, грубо помял его и оттянул кожу. Антон сгорал от стыда. Потом ему ощупали ноги и между пальцами. Полицейский рыкнул и произнес: - Чистый! В соседнее помещение! Там Антона уже фотографировали в профиль, в анфас, наполовину боком. А затем сняли с полный рост, голого, и спереди, с боку, со спины, и половину бока. Две девушки в белых халатах переписывали приметы на теле мальчишки. И как это было стыдно. Затем другие измерения, рост, вес, размах рук. Снова фотографировали. После отвели в соседнее помещение и так уже играли на рояле, снимали отпечатки пальцев, и со ступней ног, и губ. Мазали черной краской. Потом отвели к врачу. Тот задал несколько вопросом, Антон к своему счастью вполне здоровый пацан. И под конец его отвели в душевую. Где заодно можно и смыть краску. Даже мыло ему дали, правда хозяйственное. Антон намылились, и под теплыми струями ощутил расслабление. Одежду ему не вернули, вместо этого вручили робу с номерком и фамилией, и без нижнего белья. И обуви тоже не дали. Впрочем, погода уже стояла по весеннему теплая. Но по грязным тюремным коридорам босиком ходить неприятно. После чего на Шелестова надели наручники и отвели в комнату дежурного. Тот сидел писал и затем заявил: - Ну этого в детское отделение! Где мальчики до шестнадцати лет! Полицейский подсказал: - Его надо в СУС, он строптивый! Дежурный кивнул: - Понятно! Антон вздрогнул, в слова СУС было пугающее. Как выяснилось не зря. Если уже времена не те, что в девяностые, годы, в СИЗО малолетки сидят в нормальный