— Я и не стону. Куда идем?
— А черт его знает! — Костя вдруг остановился и отчетливо, на весь переулок, произнес:
Скользящая под ветром парочка обернулась.
Вдалеке сквозь черные силуэты деревьев рванулся, пропал и вновь взлетел синий неоновый самолет — реклама Аэрофлота. Призывно замерцали разноцветные вывески гостиниц и кинотеатров. Все опять начало становиться таинственным и прекрасным.
— Пошли скорей! — обернулся Костя. — Букинистический скоро закроют.
…В самом деле, тоска сидеть дома.
— Может, рублей двенадцать дадут, — бодро сказал Саша. — Три тома. Редкое издание.
— Тогда пойдем в самое шикарное кафе! Тащат Пушкина варяги в заведенье «Буки — маги»…
Оба засмеялись и ускорили шаг.
Чем ближе подходили они к центру, тем чаще светились вокруг вывески ресторанов и кафе.
…Хорошо бы все-таки попасть туда, в теплый, накрахмаленный мир, где официантам все равно, восемьдесят лет тебе или пятнадцать — все на равных…
Они ворвались в букинистический за несколько минут до закрытия.
— На руки три шестьдесят. Рубль двадцать — том. — Старик букинист в синем сатиновом халате небрежно отбросил Сашину семейную реликвию к груде других книжек.
Костя оглянулся на Сашу.
Тот отрицательно помотал головой.
— Продано! — сказал Костя букинисту. — Грабьте, дяденька!
Саша протестующе сунулся было к прилавку и тут же понял, что ничего уже нельзя изменить.
— Паспорт!
Да. Нужен был еще паспорт…
— Это не тот разговор. — Костя небрежно вынул из внутреннего кармана какое-то потрепанное удостоверение. — Мой паспорт в гостинице. Вот. Вызвали в Москву на семинар молодых. Читали в прессе?
Букинист мельком глянул на Костю и махнул рукой.
Они получили деньги и снова оказались на улице.
— Колоссально! — Костя спрятал документ. — Внештатный сотрудник «Приморского комсомольца»! Видал?!
— Да ну… За такие гроши не стоило и продавать… Взяли все-таки мамину вещь, памятную…
— Ну и тип! — удивился Костя. — Если бы за двенадцать, ты б и не вспомнил про мамочку, а за трешку — распереживался!.. Не расстраивайся! На кофе с бутербродами хватит.
В самом деле, если бы они получили сейчас двенадцать рублей, он был бы доволен… Саше стало страшно. Ведь он был искренне огорчен. Ему было жалко маму, жалко книги, которые продали за три рубля. Мучила совесть. Значит, если бы им дали двенадцать рублей, совесть не мучила бы его? Интересно. А за десять рублей — тоже не мучила бы? А за пятерку — пожалуй, уже зашевелилась бы. Вот и все. Пять рублей цена твоей совести, Александр Киселев. В данном случае, конечно. На каждый случай, наверное, своя цена… А ловко его Костя сейчас вычислил…
Навстречу попалась компания знакомых охламонов. Целая толпа с гитарой.
Сутулый, похожий на горбатого гнома с непомерно длинными волосами Гвоздев из его класса шел в шляпке с загнутыми кверху полями.
Поравнявшись, он повернул к Саше бледное востроносое личико:
— Присоединяйся, Киселев!
— Некогда! — Саша покосился на Костю.
Тот шел по тротуару, глубоко засунув руки в карманы пальто, и что-то бормотал.
Саша прислушался.
— Многоточьем фонарей что-то не досказано… Раз — оно… Много раз — оно… — примерял Костя рифму, — …многоточьем фонарей что-то не досказано…
Строчка была замечательная. Да и сам Костя — стройный, стремительный, в своем черном пальто, с оттопыренными от блокнотов карманами — был хорош! Что и говорить — башка у него работает. Запросто мог бы получить золотую медаль. Сам не хочет.
Саша вспомнил, как Костя однажды сказал его матери по этому поводу: «Что я, собака, что ли, чтоб мне в конце пути показывали кусок мяса?!» — чем настроил ее против себя еще больше.
Но оказалось, что даже мать, так не любившая Костю, все-таки отдает должное его разносторонним способностям. Саша случайно слышал, как она хвасталась на кухне перед приятельницей, что друг ее сына занял на шахматной олимпиаде первое место. На Всесоюзной.
Костя толкнул тяжелую стеклянную дверь, и они вошли в теплое, пахнущее апельсинами кафе.
Пока они раздевались у стойки и усатый старик гардеробщик в зеленой ливрее с золотыми нашивками вручал им прозрачные пластмассовые жетоны с номерами, Саша все время косился налево в зал, откуда таинственно раздавалась музыка.