— Вам легче, — сказала Надя.
— Еду мы сварим к восьми, — сказал Игорь. — Счастливо!
Лев встал в позу и послал Наде воздушный поцелуй.
За Песчаной галереей начался низкий глинистый ход.
Они ползли на четвереньках, волоча за собой вещи. Алик все время цеплял спиной потолок. Со звоном обламывались тонкие трубчатые сталактиты.
К озеру вышли неожиданно. Алик чуть не влез в воду. Он сел и вытер пот.
— Вот их точка, — сказала Надя.
Новая бумажка издалека белела на глине.
Влезли в грязную, скользкую резину гидрокостюмов и, увязая в иле, пошли по озеру. Вокруг ног клубами поднималась муть. Потолок над озером был черный, с цепочками маленьких белых сталактитов.
— Ну, как мы распределимся? — сказала Надя, когда они вышли на тот берег.
— Не знаю.
— Мы геологию обычно так делаем. Когда вдвоем. Один описывает известняки, меряет трещины, залегание — вообще все, что касается коренных пород. А другой — остальное: заполнитель, вода, натеки...
— Как хотите, я ведь человек новый.
— А что вам больше хочется?
— Все равно.
Ее фонарь светил ему в глаза.
— Тогда давайте, вы будете — коренные.
— Ладно.
Он предпочитал всегда, чтобы человек, с которым он был, первым сказал, что ему хочется. Тогда было все просто. Потому что, если ты сам скажешь первым и тот согласится, то потом кажется все время, что он делает это для тебя, а сам этого не хочет. И это тяготит. Алик не выносил, когда ему делали одолжения. Не выносил быть обязанным.
Он развязал рюкзак, достал тетрадь, молоток и компас. Отколол с обеих стен по куску известняка, сел, записал. Он писал, мерял трещины, резко, с одного удара, отбивал образцы так, что осколки с ноющим звуком летели во все стороны. Дело было привычное, и приятно было знать, что он делает его хорошо, что он любит геологию, что ему еще долго, лет тридцать, не меньше, работать геологом. И еще он знал, что рядом Надя, что он сейчас увидит ее лицо, что сейчас день и в двухстах метрах над ним — солнце, деревья, шоссе, и он скоро вернется туда.
Надя сидела на корточках, мычала какую-то песенку.
— Ну, я кончил этот зал, — сказал он.
— Я сейчас. Глины возьму.
— Помочь?
— Сделайте отсчет по «психу».
Пока он возился с психрометром, она кончила и села рядом с ним. Жужжал, прохладно обдувал лицо висящий на стене психрометр.
— А знаете, пещеры мне начинают нравиться, — сказал Алик.
— Да ну?
— Вы ведь заядлая пещерница?
— Я? Да. — Она сняла психрометр и долго, хмурясь и шевеля губами, рассматривала шкалу. — Запишите: сухой — десять и восемь, мокрый — десять и семь.
Пока Алик менял батарейку фонаря, она ушла вперед. Он не видел ее за поворотом, слышал только, как хлюпает вода.
Когда он догнал ее, она стояла, прислонившись к стене, блестя мокрым ярко-зеленым гидрокостюмом.
— Глубоко. Я не прошла.
Над озером, почти касаясь остриями воды, висели сталактиты. Из-за них не было видно того берега. Алик посветил в воду. В луче клубилось молоко — поднятая Надей муть. Алик оглянулся. Она смотрела на него, кусая ногти. Он шагнул и сразу же провалился по грудь. Тело стиснуло.
— Попробуйте с той стороны, — сказала Надя.
Он поднял руки и с усилием пошел к противоположной стене. Почувствовал, что делается глубже, но остановиться уже не мог: ноги ехали по глине. Он схватился за какой-то сталактит и подтянулся. Фонарь сбило, он светил в потолок.
— Шлем наденьте! — крикнула Надя.
Алик прижался к сталактиту правой рукой, а левой сдернул фонарь и начал натягивать шлем. Резина выскальзывала, вырывалась из мокрых пальцев. Стало жарко, пот тек в глаза, и когда, кое-как натянув шлем, он отпустил сталактит и с головой ухнул в воду, у него от холода перехватило дыхание.
— Костюм, к счастью, цел, — сказал он, выйдя на берег. И быстро взглянул на Надю.
Наверно, это было смешно, когда он там болтался. Не снимая шлема, он снова спустился в озеро и пошел, теперь вдоль другой стены. Здесь было мельче, и, пройдя метров десять, он увидел у стены останец известковой коры. Он белел на черной воде и был похож на ледяной заберег. Алик влез на него. К покрытой глиняными бородавками стене была прилеплена точка.
— Идти? — крикнула Надя.
Свет ее фонаря серебрил рябь на воде между черными сталактитами.
— Сейчас! — крикнул Алик. — Здесь лодка.
Оранжевая, с черными заплатами лодка лежала на том конце останца. Алик потрогал ее дряблый борт, взял из грязной жижи на дне мехи и подкачал.