— А тебя спрашивал Бондаренко, — сообщила мать, как только Валерий переступил порог.
— Наверное, интересовался, справились ли мы с разметкой, — равнодушно сказал Валерий. — Сам Бондаренко работал аж на Барвинке, а у нас был только утром.
Евгения Васильевна подала обед, и Валерик с аппетитом стал есть. Он ел и поглядывал на мать. Как постарело за короткое время милое лицо матери! Раньше не было ни этих морщин, ни седой пряди в русых волосах. «Моя хорошая, — с болью думал Валерий, — как хочется, чтобы снова радостью засветились твои глаза и опять зазвучал в нашем доме твой ласковый смех!.. Но это может быть, я знаю, только с возвращением отца...»
Потом он стал думать о том, как бы получше объяснить матери, почему он сегодня не сможет ночевать дома.
Покончив с обедом и вытирая губы концом расшитого полотенца, лежавшего на коленях, Валерий сказал:
— Часок отдохну, а потом мне еще на дежурство.
Мать насторожилась:
— Это еще на какое дежурство?
— В штабе дружинников, мама. — Он не смотрел ей в глаза.
— И за этим пришел Бондаренко? — спросила мать. — Не умеешь ты, Валерка, врать.
— Ладно, ты только не волнуйся, — сказал Валерий.
А мать говорила:
— Я догадываюсь, зачем ты идешь, но тебя ведь все равно не удержишь.
— Все будет хорошо, мама.
— Отец тоже всегда говорил: «Все будет хорошо». Но ты все же помни и обо мне.
Она отвернулась, чтобы Валерий не увидел слез, и стала готовить бутерброд.
— Возьмешь с собой на ночь,
— Возьму, мама, спасибо...
Через час он ушел.
Ночь была звездная, но не такая светлая, чтобы из боярышника на склоне холма, где устроился Валерий, можно было разглядеть людей, выходящих из дома Лутака.
Когда уже совсем стемнело, пришел Бондаренко. Он был в сапогах и плаще, карманы которого оттопыривались. Валерий был уверен, что Бондаренко не забыл свой пистолет. Однажды он видел, как инспектор чистил его.
— Давно пришел? — спросил Бондаренко.
— Часа два.
— Хозяин не выходил?
— Выходил, когда приехал какой-то человек в посудине.
— Что за человек?
— Разве узнаешь! Только и приметил, что длинный, аж сгибается, а голос бабий.
— Может, так оно и есть?
— Нет, имя не женское — Капитон.
— Ты слышал их разговор?
— Разговора-то не было. Григорий Каленикович спросил: «Ты, Капитон?» А длинный ответил с лодки: «Я». Каленикович и говорит: «Добре. Уходи, я скоро». — «Опять нудишь? — говорит длинный. — Успевай до луны». И все.
— Только всего? И ты не узнал по голосу?
— Нет. Чужой будто... Сказал и погреб на фарватер. А Григорий Каленикович пошел в хату.
— И больше не выходил?
— Один раз вышел с Харитошей. Пошли в сарай, и Харитон чего-то вынес.
— Сети?
— Может, и сети.
— А старик?
— Григорий Каленикович тоже. И все снесли в лодку. Два раза ходили в сарай — и обратно к лодке. Вон она, в кустах...
— Давно это было? — спросил шепотом Бондаренко.
— Да с час. А может, и меньше. Время, знаете, как тянется...
— Ну лежи.
Оба притихли.
Скоро должна была взойти луна, и Валерка нетерпеливо ждал этой минуты. Тогда будет все видно далеко вокруг. На селе уже затихли голоса парней и девчат, гулявших в клубе и бродивших по берегу, а в доме Лутака все еще горел огонек. «Может быть, хитрый лис Штунда передумал?» — решил было Валерий не без сожаления, и в эту минуту тихо скрипнула дверь. Валерию не видно было, кто вышел, но он узнал Лутака по голосу.
— Так завяжи... Ежели кто спросит... Или из правления... Уехал в город — и все... — говорил Григорий Каленикович.
В голосе звучала озабоченность.
— Слыхала. Сколько раз повторять, — недовольно ответила его жена.
— Ты завяжи...
— Давай, Харитоша! — послышался тихий окрик Григория Калениковича. — Чего копаешься?
Харитон сдвинул лодку в реку, и послышался негромкий шлепок весла по воде. Некоторое время стлался за кормой слабо мерцающий след. Мотор Лутаки не заводили. А в окне дома погас огонь.
— Ну, Валерий, — шепнул Бондаренко, — теперь устраивайся поудобней, времени у нас много, и можно соснуть.
— А не проспим? — забеспокоился Валерий.
— Я разбужу.
Но сон бежал от Валерия. Он лежал и представлял, как на рассвете, когда браконьеры возвратятся с незаконным уловом, он выйдет из засады и задержит их. Интересно, кто тот, длинный? Может быть, они окажут сопротивление — трое против двоих, а у него, Валерия, нет оружия.
Он вспомнил отца, и больно защемило сердце. Возможно, на этом месте укрылся бы и отец, дожидаясь рассвета; и если он жив, то, наверное, порадуется, узнав, что он, Валерий, заменил его. Эх, узнать бы, что с отцом приключилось в тот апрельский день и кто виноват, и отомстить за отца!..