По тротуару улицы Царя Самуила спешат запоздавшие прохожие. Машины останавливаются за квартал от дома № 35. Подхватывая полы шинелей, придерживая автоматы, из кузовов высыпают солдаты. Прохожие шарахаются в подворотни: «Снова облава!..»
За углом дома, в глухой темноте — автобус-пеленгатор. Оператор настроился на волну тайной радиостанции. Торопливо записывает точки, тире, точки. Он едва поспевает: радист той станции — высшей квалификации, ас эфира.
Солдаты окружили дом — мышь не выскользнет. Большая группа, предводительствуемая офицером, поднимается по лестнице. Офицер шепотом передает по цепочке:
— Ни в коем случае не стрелять! Брать обязательно живым!
У двери на четвертом этаже вперед выходит узкоплечий человечек — вор Крючок. Шмыгая носом, он ловко вставляет отмычку в замочную скважину. Придерживает ручку. Бесшумно открывает дверь.
Радист поглощен работой. Ключ, зажатый в правой ладони, торопливо стучит. Будто передался ему лихорадочный озноб, который трясет мужчину. Его болезненное лицо с злым румянцем на скулах и темными кругами под глазами сосредоточенно. Мозг весь во власти пятизначных цифр, которым испещрен лежащий под лампой листок. Рядом с ключом, у руки по давней привычке лежит многозарядный пистолет.
Под наушники, в разноголосицу эфира просачивается приглушенный шум из соседней комнаты.
— Что ты там, Белина? — не поворачивая головы, спрашивает радист.
Дверь распахивается. Мужчина поворачивается. Хватает пистолет.
В дверях — Белина и сын. За ними — солдаты.
— Руки! — командует из-за спины женщины офицер. — Движение — и мы всадим в них!
Радист оставляет пистолет. Поднимает руки. В наушниках, все еще прижатых скобкой к голове, писк, и треск, и сигналы далекой станции Центра…
В эти же минуты крытые автомашины останавливаются на улице Адольфа Гитлера, у дома № 33. Здесь живет Александр Пеев. Несколько десятков солдат перекрывают все входы и выходы. В дом входит начальник отделения «А» Гешев.
— Чему обязан? — поднимается из-за стола адвокат.
От Николы Гешева не ускользает движение руки Пеева, которым он хочет втиснуть в стопу рукописей на столе какую-то книгу.
— Вы арестованы! Вот ордер.
— В чем дело? Одну минутку… — Пеев начинает собирать бумаги.
— Ничего не трогать. Отойти от стола!
Гешев поворачивается к своим людям:
— Приступить к обыску.
Сам он подходит к письменному столу. Берет в руки книгу — ту самую, которую хотел спрятать адвокат. Это повесть Алеко Константинова «Бай Ганю».
Пеев зябко передергивает плечами. Это движение тоже не ускользает от внимания начальника отделения «А».
5. ЦЕНА МОЛЧАНИЯ
Арестованного вводят в кабинет следователя. Голая, казарменного вида, комната. Грязные, в потеках стены. Зарешеченное окно. Еще одна дверь. В нескольких метрах от стола привинченный к полу табурет. Впрочем, обстановка знакомая: как адвокат, Пеев не раз бывал на свиданиях с подзащитными в таких кабинетах. Только вот вторая дверь… Это непривычно. Куда она ведет?..
За столом — следователь в военной форме, в чине штабс-капитана. У окна еще двое. С одним он, кажется, знаком: сам командующий первой армией генерал Кочо Стоянов. Второй, полковник — мрачная личность. Тяжелоплечий, с длинными, как у гориллы, руками. Из-под густых бровей — угрюмый взгляд. От человека с такими глазами добра не жди!..
— Прошу садиться, — приглашает генерал Стоянов.
Адвокат внимательно смотрит на него. Голос молодого генерала ровен, манеры сдержанны. Конечно, рисуется, позер, но, пожалуй, не садист и не наркоман… Правда, других Пеев здесь совсем не знает, но это испитое, с оловянными глазами лицо следователя-капитана, эти спутанные брови и обезьяньи руки полковника… Стоянова же он видел и прежде, в обществе. И теперь, несмотря на абсурдность этого чувства, испытывает к нему симпатию.
Он садится. Все молчат.
Следователь поворачивает рефлектор лампы, и на Пеева падает яркий пучок света. Адвокат моргает. Полоса света отделяет его от остальных в этой комнате. Они как бы растушевываются в полумраке.
Только голос Стоянова от темного окна:
— Кажется, я имею честь быть с вами знакомым, господин Пеев. Это поможет нам понять друг друга. Итак…
Арестованный молчит. Свет бьет прямо в глаза, выжимая слезы. Он опускает веки.
— Итак, прошу вас, ничего не утаивая, рассказать о своей деятельности.
Молчание.