— Послушай, Софья Ковалевская, ты не боишься, что ребенок заговорит формулами?
— Иди-иди, охальник.
— Серьезно, Лика, сколько ты запрограммировала детишек?
— У нас в коллективе программист Вовка.
— А всё-таки?
— Это зависит от пола…
— Туманно.
— Если будет мальчик, то двоих, а если девочка, то тогда будем дерзать до тех пор, пока все-таки не выйдет наследник. Так сказал программист.
— Серьезные дела. Если мы тут задержимся, мне часто придется ездить за мороженым.
— И отдавать мне свою селедку.
— Я готова, Алеша, — вмешалась Наталья, — хватит терзать Лику.
— Поехали. Ради практики не буди ребенка, Софья.
— Как скажете.
На заднем сиденье темно-синего маленького «фиата» было уютно, словно в двухместной ракушке. Шофер не удивился, что на аэродром едут без багажа, и погнал машину.
— Посмотри налево.
Наташа обернулась, кивнула головой, но ничего не сказала.
Огромная вилла белого мрамора сверкала огнями. Вдоль каменной ограды, между декоративными вазами с цветами и небольшими статуями горели заключенные в хрустальные колпаки ацетиленовые фонари. В гараже выстроился десяток больших американских автомобилей. У входа бодрствовали сторожа в белом. Здесь каждый день, месяц за месяцем, преданные слуги ожидали короля соседней страны. Теперь уже бывшего, лишенного трона родным братом. Повелитель же предпочитал проводить время на юге Франции…
И через два квартала отсюда двухэтажный, с небольшим садиком, скромный дом. Наверное, дети уже легли спать, светится только одно окно на втором этаже. Скорее всего это её комната, печальная комната вдовы, перебирающей сейчас в тишине в тысячный раз старые фотографии мужа. Для нас он давно уже стал легендой, его именем назвали улицы, институты, города, сложили песни, страшные для врагов. А для неё он так и остался просто мужчиной, сильным, умным и ласковым, и трудно сказать, сколько ещё детей хотелось ей родить от него и как она сейчас мучается, что не успела прошептать ему самые нежные слова. Постеснялась, должно быть, или подумала, что скажет завтра. Но завтра не наступило для Патриса Лумумбы, и для неё всё осталось вчера, там, за кроваво-красной чертой. Хорошо, что живы дети и что они знают, кем был их отец, и могут им гордиться.
Вот такие вехи встречаются в этом городе на недлинной дороге в аэропорт. В остальном вполне респектабельный тихий район, застроенный двух- и трехэтажными домами с садами за решетчатыми заборчиками и скамейками у ворот, на которых спят сторожа. Пешеходы тут редкость, магазинов и лавок минимум. Широкая лента дороги делится пополам газончиком с посаженными в ряд толстыми пальмами. Всё это быстро остается позади.
Здесь нет плавного перехода города в пригород, с дачками и огородами, природа предлагает на выбор что-нибудь одно — пустыню или оазис, смерть или жизнь. Исход зависит от человеческой воли и упорства в стремлении добыть воду, напоить бескрайнюю пустыню, заставить её цвести и плодоносить. Вот почему так резко проведена граница города, он словно сжал мускулы, собрался с силами для следующего скачка, чтобы отвоевать ещё хотя бы пару гектаров песка.
Всего в нескольких километрах от последних домов и пальм начинают маячить в чернильном небе разноцветные огни аэропорта, сначала два или три, ярких, как звезды — на башне, а потом появляется целая россыпь неразличимых пока неоновых надписей, светящихся широких окон и автомобильных фар.
Прямо над нами, точно вдоль ленты дороги, с включенными перед посадкой прожекторами пронесся огромный «боинг». Казалось, он пикирует на аэродром. Наташа зашевелилась где-то у меня под мышкой. Тихонько сидела всю дорогу, грустила в темноте, ощущая моё тепло и покачиваясь на мягком сиденье
Кафе в аэропорту хорошо тем, что с его террасы летное поле видно как на ладони. Кажется, стоит перелезть через невысокий бордюр, пройти две сотни шагов, подняться в самолет, урчащий и готовый к вылету, задраить за собой дверцу и скомандовать. «На Пресню, ребята, подбросьте, будьте добры!» — и всё, проблем нет, летим, укрыв ноги пледом, подремывая под мягкий гул моторов, а тут и ребята: «Вам где на Пресне?»
— Всегда здесь вспоминаю Сергея, — сказала Наталья, вынимая из сумки большую банку для мороженого. — У него научилась жить. Сейчас сделают круглые глаза: кто же в международном аэропорту мороженое в банки набирает? Но ты уж будь добр, наплети чего-нибудь.
Именно Сергей надоумил нас брать в аэропорт банку для мороженого. И в самом деле, чего стесняться, если дочь любит мороженое?
— Ольга утром обрадуется.