Юрий Авдеенко
ЯВКА НЕДЕЙСТВИТЕЛЬНА
1
Добрым и не по-весеннему жарким было солнце в тот мартовский день двадцатого года, когда мы вышибли белых из Новороссийска. В Цемесской бухте плавали обломки барж, шлюпок, утерянные весла, но море шумело тихо, волны едва плескались. И хотелось броситься в воду, пусть еще студеную — не беда! За зиму мы привыкли и к стуже, как к седлу и махорке.
Кони разной масти, оставленные белогвардейцами, словно собаки, бродили по городу. Большими, обалделыми глазами глядели на опрокинутые повозки, тачанки, орудия. Будто в доме перед дальней дорогой, на улицах лежали узлы, чемоданы, корзины. Несметное количество! Железнодорожные пути были забиты эшелонами с фуражом, продуктами, снарядами...
Мы сдавали охране пленных на Суджукской косе, когда прискакал нарочный и передал мне приказ явиться в штаб 9-й армии к товарищу Коваленко.
Вечерело. Но небо еще фасонилось голубизной, хотя на нем уже, точно веснушки, проступили первые звезды. Земля, разморенная солнцем, парила. И воздух на улице был мутноватый, как в прокуренной комнате.
Товарищ Коваленко, с перевязанной рукой — разорванная кожанка внакидку, — пытливо посмотрел на меня и спросил:
— Как настроение?
За его спиной маленький и желтый, точно привяленный, человек в очках со сломанной дужкой монотонно диктовал машинистке: «Захвачено сорок орудий, сто шесть пулеметов, четыре бронепоезда... Общее количество пленных составляет...»
— Боевое, — ответил я.
— Добре. Дело для тебя есть.
— Наконец-то.
— Время пришло, — сказал Коваленко. — Не зря же я тебя четыре месяца готовил. Посиди минут пять в коридоре. — И добавил с улыбкой: — Больше ждал.
Не знаю, почему он назвал прихожую коридором. Никакого коридора в этом барском особняке я не увидел. Двери с улицы, возле них стоял часовой-красноармеец, заглядывали прямо в широкую прихожую, выложенную цветным паркетом. На паркете тускнел пулемет. Усатый дядька протирал его ветошью.
В глубоком, обшитом золотым плюшем кресле, небрежно, словно барин, сидел молодой парень. С толстыми губами, мясистым носом. Взгляд у парня был ленивый и немного презрительный. Он курил толстую вонючую сигару. Потом ему надоело дымить, и он затушил ее, вдавив в золотистую плюшевую обшивку.
— Друг, — сказал я, — мебель портишь.
— Буржуазную рухлядь жалеешь, — окрысился парень. И сморщился, и заморгал ресницами, словно в глаза ему угодило мыло.
— Мебель не виновата, — возразил я. — Теперь она наша. Революционная... Рабоче-крестьянская.
— Отвали, — сказал парень. — Ты мне свет застишь. И мешаешь сосредоточиться.
И он опять, уж конечно назло мне, ткнул в плюш кресла, правда, на этот раз загашенную сигару. Вывел какую-то закорючку. Возможно, расписался.
— Ты отколь такой умный? — спросил я.
— Отколь надо, — ответил он. — Вот поднимусь, между глаз двину. Полная ясность появится. И твой интерес ко мне пропадет.
Тут и я нахохлился:
— Интерес мой к тебе разбухает... Может, выйдем?.. Потолкуем.
— Выйдем, — равнодушно ответил парень. Развернулся в кресле. И достал из кармана наган.
— Кравец! — Товарищ Коваленко высунулся в приоткрытую дверь. — Давай-ка...
На этот раз мы не задержались в комнате, где стучала машинистка, а прошли дальше в узкий кабинет, стены которого сплошь были заставлены книгами.
Мы находились в кабинете только вдвоем. И товарищ Коваленко спросил:
— Ты знаком с Миколой Сгорихатой?
— Земляки мы. Из Херсона оба.
— Друзья?
— Росли вместе.
И тогда товарищ Коваленко спросил:
— Готов ли ты, рискуя собственной жизнью, спасти Миколу от смертельной опасности?
— Если смогу...
— Надо смочь... Это будет твоим первым заданием.
Коваленко присел на краешек письменного стола, широкого, ровного, обшитого хорошим зеленым сукном. И кожанка его коснулась мраморной доски с бронзовыми чернильницами, большими и массивными, точно ядра.
— Слушай меня, Кравец. Сутки назад Микола через горы ушел в Туапсе к белым... Я дал ему явку. А сегодня, два часа назад, мне сообщили, что явка провалена, что пользоваться ею нельзя... Туапсе — город маленький. Ты должен разыскать там Миколу. И сказать ему от моего имени, что задание остается в силе, но явка... недействительна. Понял?
— Все понял, — сказал я.
— Главная заковырка состоит в том... — Коваленко нервно передернул плечами. Накинутая на плечи кожанка сползла и упала к чернильному прибору, — ...что ты должен попасть в Туапсе раньше Миколы Сгорихаты. Потому что, как только он доберется до города, сразу же отправится на явку. Такова была установка. И Микола будет выполнять ее...