Посерев озабоченным лицом, Алик механически вкусный суп проглотил.
На судне тем временем появились официальные английские представители, часть из них зашла в каюту Бернацкого, а остальные, плотно Алика окружив и подхватив его чемоданы, проследовали с ним на берег.
Затем две дамы в таможенной форме раздели Адольфа донага и тщательно обыскали. Длился обыск около двух часов. Одежда, чемоданы, внутренние полости самого Алика…
– Сколько вы везли с собой сигарет из США? – начался допрос.
– Четыре блока…
– Сколько сигарет у вас в данный момент?
– Ну… пачек шесть…
– Восемь! Почему вы скрываете от таможенной службы Великобритании еще две пачки?
– Но… я не помню точно!
– Нет, вы скрываете! Вам был задан конкретный вопрос.
Алик сопел от возмущения, как перегретый чайник: что за придирки, так вас растак…
Путая русскую матерную речь с цивильной английской, он попытался данную мысль выразить, однако маленький лысый человек с галстуком – вероятно, английский кагэбэшник, перебил его, спросив уже без обиняков:
– С кем шел на связь?
– На какую еще связь?! – возмутился Алик, до этого минут пять постигая сущность вопроса в различных смысловых интерпретациях и задавая, естественно, встречные вопросы.
– На связь со своим агентом, – откровенно уточнил чиновник из британского чека.
– Вы это… крейзи?…[10] – скривился Алик.
– Но-но! – Чиновник показал Бернацкому костистый кулак. —
Русские моряки сказали нам, что вы – американский шпион, работающий против Англии… Но нам кажется, вы – советский агент…
– Я беженец из коммунистической России! – заявил Бернацкий гордо.
Возникла пауза.
– Беженец? – переспросил чиновник утвердительно. – Тогда зачем же вам надо было непременно попасть на коммунистический корабль?
– Вы… вот… меня хорошо понимаете? – нашелся Адольф. —
По-английски?
– Не очень, – признался чиновник.
– И я вас тоже, – сказал Алик. – Хотелось пообщаться с соотечественниками, отдохнуть…
– Пообщались?
– Нет!
– Что так?
Алик туманно объяснил про происки КГБ.
Чиновник вздохнул, здорово, видимо, утомившись. Произнес:
– Завтра вы должны покинуть территорию Великобритании.
– Конечно! – обрадовался Бернацкий. – У меня и билет на завтра в Штаты. Сегодня переночую в отеле, у меня тут номер зарезервирован, а завтра…
– Никаких отелей, – отрезал чиновник. – Вы – лицо, подлежащее депортации. И благодарите Бога, что легко отделались! Остановить корабль, ввести в заблуждение пограничные власти… Что вы там плели о своей работе в Белом доме, а?!
Бернацкий угрюмо молчал.
Вошли двое полицейских, застегнули на Алике наручники и в машине-клетке доставили в аэропорт, где водворили в камеру для лиц, выдворяемых из страны.
Среди лиц в основном были подозрительного вида арабы, и, оказавшись в их компании, Алик всерьез испугался, вспомнив о своей национальности. Однако представился как русский, из СССР
– друга арабского мира, и неприятности ограничились лишь заменой итальянских ботинок на драные кроссовки и поверхностным обыском на тот предмет, имеет ли сокамерник какие-либо ценности.
Промаявшись сутки с врагами своей исторической родины Адольф Бернацкий вскоре наслаждался свободой и пивом над Атлантическим океаном в «боинге» «ПанАм».
Когда же самолет приземлился, вышедший из кабины пилот попросил мистера Бернацкого оставаться на месте, и, после того, как из салона вышел последний пассажир, в самолет шагнули трое верзил в костюмах, с жесткими лицами, предъявив Адольфу удостоверения ФБР.
Началась старая песня: почему оказался на советском корабле, что говорил пограничникам о своей должности в Белом доме, что везет в США и что из США вывозил?
Алику без особенного труда удалось прикинуться полным придурком и добиться чего-либо от него представители спецслужб не смогли, несмотря на все их утонченные старания.
– Учтите, – сказали ему напоследок, – еще один микроскопический инцидент – и вам не позавидуют все грешники ада… Да, кстати. Мы должны вас обыскать. Надеемся, вы не против?…
Не без горькой иронии улыбнувшись, Алик принялся раздеваться…
Объяснение с Фридманом произошло нелегкое, хотя обвинить в чем-либо Адольфа хозяин не смог.
Через неделю, получив исчерпывающую информацию из Союза Семен как бы вскользь обронил Бернацкому: