Кручинин уже не сомневался, что на кладбище был кто-то еще наблюдавший и за ним тоже.
— Товарищу следователю — пламенный привет.
— Здравствуйте, Гребцов. Я вижу, вы иногда поступаете разумно.
— Очень редко, — улыбнулся Андрей.
На нем был светлый дорогой костюм, белая рубашка, розовый галстук. Волосы аккуратно уложены. Настроен игриво, легкомысленно — причем намеренно легкомысленно, что, сразу заметил Кручинин, стоило ему немалых усилии. Знакомый прием. Почему-то считается, что подобная форма поведения помогает человеку чувствовать себя гораздо свободнее, раскованнее. Но это ошибка. Все как раз наоборот.
— Вот. Тело вам притаранил. За душу не ручаюсь.
— Пешочком?
— Ноженьки мои. По колени оттоптал.
— Хотите присесть?
— Нет-нет, что вы, Виктор Петрович. Я скотинка подневольная. Как прикажете.
Они неторопливо двинулись по бульвару в сторону Покровских ворот.
— Сегодня арестуете? — спросил Гребцов.
— Погуляем. Там видно будет.
— За мильтона?
— А у вас еще какие-нибудь грешки?
— Навалом, — рассмеялся Андрей. — Хотя бы приставка. Уперли у вас из-под носа.
— Об этом мы тоже побеседуем.
— Виктор Петрович, перед толстяком я готов извиниться. Любая компенсация. Пусть ребра переломает. Не пикну. Любая — кроме тюрьмы.
Да, решил Кручинин, намерен играть под простачка. И пришел подготовленным.
— Расскажите, пожалуйста, о Мамонове.
— Сикилявка.
— И все?
— И этого — много.
— Где он сейчас?
— Виктор Петрович, извините. Меня он больше не интересует. Я падаль обхожу стороной.
— Видеоустановка у него?
— Плохо вы о нас думаете, — усмехнулся Андрей. — Возвращена законному владельцу.
— Марина дала мне сведения только на вас. А те двое, ваши дружки?
— Она правильно сделала, хотя и круглая дура. Они ни при чем. С дедком вашим я сам нахулиганил. Один.
Кручинин внимательно посмотрел на Гребцова и неожиданно подмигнул.
— И на месте убийства вы тоже были один?
— А! Вот это уже теплее, — прищелкнул Андрей. — Валяйте — разоблачайте.
— Сами рассказать не хотите? Будет и короче, и лучше для вас.
— Не. Будет длиннее. То, что вам нужно, скажу.
— А вы знаете, что нам нужно?
— Примерно... Влип, зараза, — Андрей почесал в затылке. — Но мои личные дела вас не касаются. Закладок не будет. И никаких фамилий. Вам посадить невинного — полтора раза чихнуть. А у меня... остров невезения в океане есть. Вся харя в вате. Жутко неохота, но — придется. Я понимаю. Придется на вашу контуру поработать. Заметьте, бесплатно. А это всегда унизительно. Даже во имя истины, как любят у вас выражаться.
— Что ж, и на том спасибо.
— Да. Сыграем в открытую. Но, Виктор Петрович, никакого благородства. Забыл уже, когда даром работал. Помню только — всегда унизительно.
— Консультировались?
— Не имеет значения, — Андрей нахмурился, помрачнел. — Мне как вас теперь называть? Гражданин следователь?
— Если можно, по имени-отчеству.
— Конечно, Виктор Петрович. Конечно, советовался. Мы не из тех, у кого руки, вися, отболтались. И не из тех психов, которые считают себя умнее других. — Умнее всех на свете. Примерный ученик, — улыбнулся Андрей. — В прошлом босомыга, а теперь ученик. И хотел бы остаться им как можно дольше.
— У вас неплохой учитель.
— Учителя, Виктор Петрович. Между прочим, и вы тоже.
— Вот как? Я успел вас чему-то научить?
— А как же?
— Надеюсь, не врать?
— Ой, Виктор Петрович. Врать. Взаимность вранья — помните? — у классика — первое условие развитого социализма.
— Почти первое. Искажаете, милый мой. Деликатная взаимность. И не развитого социализма, а русского общества прошлого века.
— А мы не русские, что ли?
— Того общества давно не существует — разве вы не проходили этого в школе?
— Ну пусть — почти... Или, как моя матаня говорит: чего не видишь, про то и не врешь.
— Хваткая у вас память.
— Вы не согласны?
— А что еще ваша мама говорит?
— Прибауточница. Она это дело любит.
— Ну что-нибудь? Что запомнили?
— Зачем? — насторожился Андрей.
— Не хотите, не говорите.
— Ну, всякое... Неправдою жить — не хочется, правдою жить — не можется.
— Дамы, драмы, храмы, рамы.
— Не понял старшего товарища, — Андрей озадаченно посмотрел на следователя. — Смеетесь над юношей, попавшим впросак?
— Давайте по делу, — устало сказал Кручинин. — Чем вы занимались в понедельник, 8 сентября? Вспомните. Подробно, с утра и до вечера.