Серьезные деловые круги в кооперативном движении, совместных предприятиях и стремительно набирающей силу мафии Валерия весьма ценили и отъезд его рассматривали, как проложение своего канала в сферу международного бизнеса. Фридман оказался в эпицентре крупных экспортно-импортных сделок с Западом. Гнался в порты лес в вагонах, металлы, буксировались списанные в металлолом крейсеры по морским просторам... А на счет посреднической фирмы Фридмана-старшего в Нью-Йорке текли деньги. Часть этих денег принадлежала деловым и мафии, организующей контракты и чиновное согласие; брат Семен исправно расплачивался с приезжающими погостить в Америку кредиторами, и те, возвратясь, с большим энтузиазмом организовывали все новые и новые сделки...
Хищники сразу же кинулись на жирные куски, перепавшие им в государственной экономической неразберихе. Но не приманкой ли куски обернутся? И поймут ли, наконец, космически далекие от реалий жизни руководители, что, торгуя телом страны, выгод больших не получишь? Или обязательно нужно довести все до краха и крови? Подобный вариант уже не исключал никто. Корабль государства откровенно тонул, слабенько реагируя на управление кормчих...
Разрешение на въезд в США было Фридманом получено, оставались буквально дни его пребывания в тревожных российских просторах, однако многого он еще не решил. Первое: гарантированную перевозку драгоценностей, хотя соответствующая работа велась в Германии, где у него проживал дядя родом из Поволжья, в свое время умудрившийся доказать, что фамилия Фридман — немецкая, и успешно перебравшийся в Бонн. Дядя вместе с Валерием занимались контрабандой уже долго, так что курьера должен немецкий партнер прислать надежного. Кроме того, завязал дядя бизнес с одним из совместных предприятий, поставив в Союз под гарантию племянника деревообрабатывающее оборудование, должное настрогать дяде миллионы из российской древесины, гарантии на поставку которой имелись самые твердые. А помимо твердых гарантий, существовал еще добрый десяток «пожарных» вариантов. Так что дядя зависел от племянника плотно.
Второй проблемой являлось сложение с себя полномочий преемнику, должному представлять семейный бизнес Фридманов в Советском Союзе. Преемник был толковым, исполнительным, но многих тонкостей еще не постигал, кое-что воспринимал схематично, поверхностно, пусть и старался... А преемник — основной инструмент, должный быть безотказным и точным...
И, наконец, третье. Все хлопоты порой заслонялись горьким и сугубо личным... Мариной. Познакомился он с ней у Михаила, ее брата, у которого иной раз прикупал что-либо из аппаратурки, кассет, прочего барахла. И ведь влюбился же! Умна девчонка, красива, надежна — такой она ему показалась, и чувство обоюдной теплоты родилось сразу же, он нутром это почувствовал, уверовав: вот — счастливый итог всему. Вот ради кого нужна ему Америка. Чтобы вытащить девчонку отсюда, раскрыть для нее мир, заботиться о ней, в этом смысл... Он же был чудовищно, обреченно одинок, что осознал совсем недавно, когда схлынул бредовый жар лихорадки накопительства, увеселений и делания денег. Проклятые бумажки — красные, сиреневые, зеленые и коричневые... Они иссушали душу, мозг, отнимали способность радоваться жизни и быть человеком — сострадать, прийти на помощь ближнему, не имея видов на наживу, кому-то, наконец, просто подарить эти деньги... Ведь ничего же не было: ни семьи, ни любимой женщины, ни друзей, ни настоящего отдыха, ни увлечений. Только бизнес. Черно-белое, без красок и чувств существование. Впрочем, чувства страха, злобы, зависти — эти-то взыгрывали постоянно. Не приходили иные — раскованности, радости, участия, любви... Но они таились под спудом навязанных жизнью, как ростки под асфальтом. Может, логикой, может, осознанием необходимости спасения души, но хотел Валерий воскрешения в себе человека, хотя знал — с прошлым не порвешь, и навсегда въелся в существо его расчет, цинизм, фальшь, страстишка к наживе и сытой, необремененной трудом жизни, однако — хоть как бы исправиться, чтобы не отказался от тебя Бог, и чтобы только не в ад, а в чистилище хотя бы...
Марина... Он ощущал ограниченность этой девочки, черствость, даже духовную пустоту, но одно дело, когда пустота эта приобретенная, другое — когда незаполненная... Он убедил себя, что воспитает ее, сделает счастливой, а уж она даст ему самое важное теплом своей красоты и юности — возможность любить. Любить, хранить, оберегать, делиться, дарить. В этом смысл, в этом. Эмиграцию Валерия Марина воспринимала как нечто должное. Политическая и социальная атмосфера родимого государства ей откровенно не нравилась, а все остальные детали существенного значения не имели, тем более уезжала она с любимым человеком, способным обеспечить ее всем, чем возможно.