И в тот вечер Парашкевов проходил через двор без своей двустволки. Время было позднее. Большая Медведица уже держала путь на Дунай, а со стороны Карабаира так полыхало и грохотало, как будто там рушились горы.
Учитель на этот раз – что было для него совершенно необычно – почему-то торопился домой, словно его там ждали жена и дети. Он выглядел мрачным, молчаливым.
2 Баница ( болг. ) – вид слоеного пирога, обычно с брынзой.
Сказал два слова и тут же ушел. Стояну стало тоскливо.
Чтобы рассеяться, он полез в карман за сигаретами, но едва успел вытащить пачку, как его стукнули чем-то железным по голове, и вот какая история получилась: вместо того чтобы встретить рассвет на посту, он очнулся, к своему великому стыду, в чужой постели…
Некоторое время мы только смотрели друг на друга, словно виделись впервые и как бы прислушивались к собственному дыханию. Потом майор тряхнул головой, будто отгоняя муху, и не очень твердым голосом спросил:
– А ты, Стоян, уверен, что тебя ударил учитель? Подумай хорошенько – может быть, поблизости притаился кто другой?
Стоян нахмурился.
– Товарищ майор, вы же знаете наш двор, он ведь голый, как ладонь. Один вяз посередине, и больше ничего.
Когда учитель спрыгнул с обрывчика, я стоял под вязом, и кругом – ни души!
– Ну, хорошо, – майор вздохнул и обвел нас взглядом –
А если предположить, что неизвестный прятался за калиткой? Тотчас же, как учитель ушел, он проскользнул во двор и напал на тебя. Разве так не могло быть?
– Почему же нет? – разведя руками, воскликнул председатель. – Напротив, очень даже возможно, что так оно и было.
Стоян вздохнул – он казался усталым, веки его снова закрылись.
– Это никак невозможно, товарищ майор, – прошептал он. – От калитки до вяза так далеко, что, если человек даже бегом побежит, все равно можно успеть и сигареты достать, и прикурить, и сделать несколько затяжек… А я едва успел сигареты вынуть…
Он замолчал, голова его склонилась набок.
Кузман Христофоров пожал плечами.
– Все ясно как божий день! – сказал он.
– Что ясно? – выступил вперед председатель. Его округлый подбородок дрожал от волнения. – Как так ясно? –
Он помолчал мгновение – Да ты знаешь, кто такой Методий Парашкевов?
– Я ничего не знаю, – ответил Кузман, не отрывая глаз от пола. – Милиция разберется!
Майор выпрямился, одернул полы мундира и повернулся к окну, за которым, замерев, стоял старшина Георгий.
– Арестовать учителя Методия Парашкевова! – приказал майор, стараясь не глядеть на председателя. – А комнату его опечатать. Да скажи его хозяевам, что если кто-нибудь проникнет в его комнату, прежде чем прибудет следователь из города, мы их привлечем к ответственности.
Понятно?
– Понятно, товарищ майор! – Георгий козырнул и тотчас же зашагал через двор к калитке.
Петух тетки Спиридоницы сердито загорланил ему вслед.
Я взял руку раненого, чтобы проверить пульс, но в это время с улицы донесся шум машины. Из Лук прибыл грузовик.
Доктор Начева, порозовевшая от утреннего ветра – она была сейчас хороша, как никогда, – едва переступив порог, поморщилась и бросила на меня сердитый взгляд.
– Хлороформ!. Уж не делали ли вы операцию, коллега?
В ее приятном голоске чувствовались и удивление, и испуг, и скрытая угроза.
На этот вопрос мне хотелось ответить довольно резко, но, увидев за ее спиной красивое лицо капитана, чуть-чуть сонное и немного виноватое, я тут же сдержал свой гнев.
Мне даже стало грустно… Наверное, оттого, что капитан недоспал. Я только пожал плечами, снисходительно усмехнулся и, указав на кремовое полотенце, пояснил:
– Запах исходит вот от чего…
6
Капитан контрразведки Аввакум Захов (под этим именем он был известен на службе) смог уснуть только на рассвете. И сон его был не сон, а какое-то забытье, полудрема, состояние, при котором реальное и нереальное чередовались в сознании, как в калейдоскопе. На столе горела лампа, и ее бледный свет быстро таял, растворялся – через широко раскрытое окно в комнату уже вливалось сияние летнего утра.
Это была обычная холостяцкая комната, которая ничем не отличалась от большинства холостяцких комнат на всем белом свете. Тут, правда, стояли высокие, во всю стену, книжные полки, но не книгами она была примечательна –
во многих холостяцких комнатах они есть, и порой даже больше, чем в этой. В том, что большая часть представляла собой научные труды по истории, тоже не было ничего необычного, так как на свете немало холостяков – историков по специальности или по призванию, а то и просто любителей исторического чтения.