— Ну, можно и так, — усмехнулся старший повар, — но завтра тебе не нужно будет лупить им себя по спине. Ты зацепишь котелок, стоящий на плите, и поставишь вот сюда. На этот стол. Потом возьмешь тарелку, он ту фарфоровою и наложишь в нее еду. Понял?
Я понял. Как не понять. Оказывается ухват на кухне не только для того, чтобы им меня гонять, но и чтобы котелки с огня снимать, а тарелки не только для того чтобы их о мою голову разбивать, но и чтобы еду в них накладывать. Про тарелки я собственно подозревал и раньше, но теперь точно был уверен, что подмастерья используют их неправильно. Про ухват такого сказать не могу, сомнения все еще жили в моей голове, отзываясь в не раз получавшей ухватом спине.
— Доел? — Кярро сморщился, глядя, как я вылизываю железную миску. Я не перестал, кто знает, когда в следующий раз в мой желудок попадет такая вкуснятина.
— Давай! — он силой отнял у меня миску, не забыв ткнуть меня кулаком под ребра. Не сильно. Все же Люцелиус Кярро хороший человек. — Я помечу тут, какое блюдо, когда подавать. Как проснешься, я тебе все расскажу. Это значит завтрак, — он черкнул что-то угольком на тряпке и повесил ее на дверцу, за которой и находился завтрак графа. — Это обед, — он снова что-то чиркнул и повесил тряпку на другую дверь.
Я гордо кивал, я же умею читать, сам старший повар меня и обучил. Но, то, что чертил на тряпках старший повар, не было ни словами, ни даже буквами и если он об этом знал, то я пребывал в блаженном неведенье. А потому был горд собой и своими знаниями.
— Иди, — он легко подтолкнул меня в бок, — спи!
Отказываться я не стал и завалился спать.
Выспаться мне не дал все тот же Кярро. Он разбудил меня, уже одетый по-дорожному и вывалил очередную порцию инструкций, большая часть которых вошла в одно мое ухо и не оставив в разуме ни следа вышла через другое. Он не заставил меня все повторить, и быть может зря, если бы он знал, что я не запомнил почти ничего, быть может, он и не уехал бы. Но старший повар уехал. Он пожелал мне удачи и крепко, так, что воздух покинул мои легкие, обнял на прощание.
Едва же за ним закрылась дверь, как явился распорядитель и приказал подавать кушанья к столу.
Я не стану описывать этот свой день. Нет-нет, я не прерываюсь, я же обещал. Я просто не стану его описывать. Предпочту опустить подробности всех травм и неприятностей, свалившихся на меня в тот день. Предпочту о них вообще не вспоминать.
К вечеру, когда довольный граф соизволил отправиться ко сну, я свалился прямо посреди кухни совершенно без сил. Приготовить и разогреть столько блюд и сделать все это в одиночку, наверное, не смог бы и сам Кярро, куда уж мне. Я и кружку с водой с трудом держу. Но я справился. По крайней мере, я на это наделся и надо сказать не без оснований. Никто за весь день не пришел и не оторвал моей пустой головы, а я так этого боялся.
Свалившись посреди кухни, я захрапел. Сил моих хватило только на это, доползти до тех тряпок, что служили мне спальней, или хотя бы до ставших уже родными мешков с луком я не смог. Но и выспаться мне не дали. Все тот же графский распорядитель ввалился в кухню и с порога заорал:
— Кярро!
Я шмыгну носом, его крик прогнал такой прекрасный сон, где я бегал по зеленому лугу, охотясь за бабочками. И я бегал! Я не калека и бегать могу, только мозга моего хватает лишь на то, чтобы переставлять ноги, уже через пару шагов я напрочь забываю, куда именно я бежал и зачем. Потому я предпочитаю ходить. Но и здесь я не застрахован от того, что могу забыть куда шел. Особенно если мне попадется интересный камушек или трещина в стене. По этой причине, если мне что-то поручают, я чтобы не забыть без конца повторяю это. А потому, дворовая челядь давно привыкла видеть меня бредущим куда-то с поручением, глядящим на свои ноги и бормочущим что-то себе под нос. Наверное, поэтому меня ни с какими поручениями никуда и не отправляют. Я и на кухне, в этой единственной комнате, умудряюсь все забыть.
Но я отвлекся. Замете, я не прервал истории, а просто отвлекся. Обещания я стараюсь выполнять.
Итак, крик распорядителя разбудил меня.
— Кярро! — вновь закричал он не получив ответа на первый свой крик.
Третий застрял у него в глотке, когда он не увидел на кухне никого, кроме меня.
— Зерно? — спросил он нахмурившись.
В отличие от старшего повара, господин распорядитель предпочитал сокращать вторую часть моего имени. В его устах это всегда звучало пренебрежительно и как-то унижающе, но тогда я этого не понимал.
— Ты здесь один? — спросил он, шагнув внутрь и придерживая дверь так, чтобы можно было сбежать. Словно я мог бы на него напасть. Да, даже если бы я хотел, никогда не стал бы этого делать.