— Ну, будем!
Мне смешно, так как водку в чай не наливают, но ради хохмы подыгрываю:
— Ага, будем!
Попутчицы дружно смеются, атаман тоже. Однако его предложение с повестки дня не снимается. Перед Воронежем мы видим в окно широкую водную гладь — это самое крупное в Центральном Черноземье Воронежское водохранилище, на обоих берегах которого расположен город. После Воронежа за придорожными домиками и деревьями тянутся бесконечные степные просторы. Солнце светит во всю мощь, пробиваясь лучами сквозь небесные подушки редких облаков, создает прекрасные виды для фотографирования даже через немытые окна вагона.
Когда часы на 20 минут переваливают за полночь 10‑го октября, поезд прибывает в Ростов–на–Дону. Прямо на платформе нас встречает атаман Ростовского казачьего округа Всевеликого Войска Донского. Евгению Николаевичу 55 лет, он невысокого роста, у него небольшое брюшко и седая борода, которую он обещал сбрить после полной и окончательной победы разума на Украине. Внешне он похож на Деда Мороза, которого переодели в камуфляж для раздачи новогодних подарков бойцам на позициях. Но это кажущееся впечатление, так как Евгений Николаевич ответственный и неравнодушный к чужим бедам человек. Он никогда не пройдет мимо чужой беды, а делу борьбы с фашизмом готов отдать даже свою жизнь. Оба Евгения радостно обнимаются и троекратно целуются. Несколько лет назад атаман Ростовского округа в составе делегации Всевеликого Войска Донского посещал Минск и побывал на Браславской земле — родине моего атамана.
В машине, припаркованной на привокзальной площади, нас ждет сын атамана Сергей. При нашем появлении он сердечно распахивает объятия, затем везет нас домой к атаману. Здесь хлебосольный хозяин накрывает стол, а мы выставляем белорусскую водку, а дальше втроем сидим допоздна — пьем, закусываем, делимся новостями. К сожалению, здесь не все так безоблачно. Гражданская война, идущая на украинской земле, обнажает не только отсутствие ума у тамошней власти и ее несостоятельность, но раскрывает те же черты у отдельных казаков. Об этом справедливая душа атамана не молчит.
Говорит он о том, что кое–кто из казаков во время боя прячется в подвале церкви, а потом хвастает перед белорусами, как он с сотоварищами успешно бьет врага. Случается и такое, что Евгений Николаевич готовит казаков на войну и передает их другому руководителю, который на своей машине лишь доставляет их в штаб, а Атаман Козицын думает, что это заслуга молчуна. Евгению Николаевичу об этом рассказали, но он не опустился до мелочей и не стал доказывать свою правоту. Он знает, что во время войны нельзя крохоборничать, иначе это нанесет ущерб важному делу.
Таких случаев не много, и они ничего не решают, хуже, что на войне казаки погибают и получают ранения. Это не обошло и Атамана Всевеликого Войска Донского. Снайпер целил Козицыну в голову, но Господь его спас. Пуля попала в сук, от которого рикошетировала в фалангу пальца ноги. Атаман жив, но проблема режима молчания остается. По–прежнему актуально старое плакатное предостережение: «Болтун — находка для шпиона». И все равно, когда казаки собираются на боевую операцию, по непонятной закономерности об этом тут же узнает украинская сторона, поэтому Николай Иванович говорит:
— Вы хоть не говорите, как вы едете и какой дорогой.
Хозяин продолжает свой рассказ:
— Я первую партию добровольцев отправлял и сам с ними собрался, уже и автобус подогнали. А у меня, как назло, мотор схватило, ноги раздулись, как у носорога. Я встал с вещмешком за своим казаком, спрятался. Николай Иванович идет мимо строя — он ведь любит посмотреть, кто там и как — видит кто–то в тапках. Что за ерунда такая, кто там такой?
— Евгений Николаевич, ну, несолидно. Куда вы собрались? — отчитывает, разобравшись.
Атаман ростовский не в забаве отвечает:
— Как куда? С вами!
Николай Иванович приказывает:
— Выйдите из строя, вы мне тут нужны. Здесь есть с кем заниматься. Кто будет ребят–добровольцев готовить, собирать, отправлять?
А сам Атаман как «погнал в Украину», так целый год там и провоевал. Но и Евгению Николаевичу нашлась в тылу работа: раненых забирать, размещать, отправлять. Он с болью в сердце рассказывает о тех, кого знал лично: