Муляж пистолета я положил за пазуху, там же находился предусмотрительно приготовленный организаторами и вдохновителями этого дела пакет для награбленных денег. Как в дешевом детективе, я в надвинутой на глаза кепке, с пистолетом в сломанной руке, которая еще оставалась в гипсе, двинулся на дело. Охранник услужливо открыл дверь и, будто швейцар, запустил меня в расчетный кассовый центр, а потом аккуратно закрыл ее за мной. Решительным шагом, словно в народный суд с заявлением о разводе, я вошел в операционный зал и увидел, что у инфокиоска стояла молодая и симпатичная работница банка. Я подошел к ней, левой рукой решительно обхватил за талию (слава богу, опыт маньяка пригодился), а правой, насколько мне позволил гипс, уткнул ей в бок пистолет, и во всеуслышание, как положено грабителю, заявил:
— Это ограбление!
Тут я пожалел, что у меня пистолет не настоящий. Вот тогда бы я для острастки и чтоб поверили, как положено по Станиславскому, пальнул бы в потолок. И-иххх! — оттуда бы только штукатурка посыпалась. Однако из–за отсутствия гербовой пишут на простой, поэтому я тут же по–милицейски вежливо, будто приказал, попросил присутствующих:
— Всем оставаться на местах! И не нажимать ни на какие кнопки!
Затем резко развернул удерживаемое левой рукой юное и прекрасное тело, положил его на амбразуру дота, простите, пристроил к окошку кассира, заодно им прикрывшись. За кассой сидела девушка постарше, но тоже симпатичная, которой я, бросив пакет, приказал:
— Гони деньги! Живо!
Я видел, как кассир засуетилась, потом что–то уронила на пол, в общем, начала вести себя как курица, мешая мне в деле ограбления банка, тогда я ей грозно что–то прошипел. При этом мой пистолет, уткнутый в бок милой девушки, постоянно соскальзывал с ее накидки. Ситуацию усугубляло то, что из–за гипса я совершенно не чувствовал оружия рукой. Кстати потом, когда мы почти подружились с работниками расчетно–кассового центра, кто–то выдал мне тайну, что в качестве жертвы мне подсунули не только самую красивую девушку, но и обладающую навыками каких–то там восточных единоборств. Кстати, правильно сделали, что рассказали мне об этом после, а то неизвестно, пошел бы я на это дело или нет…
С грехом пополам кассир выделила специально для этого дела заготовленную сумму в виде куклы, и я кое–как запихал ее за пазуху, затем вышел вон из расчетно–кассового центра.
Считая свою задачу выполненной, я неспешной походкой пошел в сторону своего руководства и крышевателей, чтобы по–братски поделиться с ними результатами совместного ограбления. Отойдя метров на пятьдесят от места преступления, я подумал, что поступаю не как уважающий себя грабитель, а как несерьезный мальчишка с большой дороги, поэтому решил с места преступления бежать. Кое–как пробежав метров пятьдесят, я увидел своих руководителей и уже спокойным шагом направился к ним.
Но что такое? Увидев меня, идущего к ним с радостной улыбкой, ведь дело было завершено, они нагло от меня открестились — шарахнулись в сторону, как от зачумленного, будто меня не знают. При этом махали руками, показывая, чтобы я проходил мимо, будто я тоже их не знаю. Не ожидая такого предательства от родной крыши, я растерялся и на автомате прошел–таки мимо, прикидывая тем временем, что же мне, неприкаянному, делать. Хотя я подозревал, что организаторам сей акции хотелось бы видеть мое задержание, чтобы посмотреть, как будет действовать милиция.
А тут как раз и группа задержания подкатила на своей машине с мигалкой и противной сиреной. Оттуда выскочили два вооруженных головореза в настоящей милицейской форме, с всамделишными автоматами и пистолетами, не то, что у меня. Я как шел, так и продолжил свое движение, сам не зная куда. Кому нужен брошенный своими покровителями грабитель? В общем, бреду себе и никого не трогаю. А эти головорезы вдруг подбежали ко мне на безопасное расстояние, наставили на меня свои пукалки и как заорут:
— А ну стоять!!!
— Ну, стою, — сказал я.
— Руки вверх!!!
— Пожалуйста, — согласился я и поднял руки.
В общем, я как добропорядочный гражданин, только что ограбивший банк, стою с поднятыми руками, одна из них в гипсе и думаю: «Стыдно! Ой, как стыдно!!!».
А эти два милиционера давай надо мной изгаляться, а сами, видно, нервничают, что аж мандраж их бьет, и волнуются даже больше моего, как будто это они сейчас банк взяли. Стоят, нацеливши на меня стволы, и не знают, что со мной делать. Некоторое время поменжевались, наконец, сообразили, что в таких случаях в кино показывают: