Наконец процесс авторизации лиц, предназначенных для награждения книгами, завершился. Тогда книгу, надписанную для Национальной библиотеки, Владимир Николаевич передал мне, чтобы я доставил ее по назначению.
Воспользовавшись паузой, я спросил у почтенного собрания:
— Извините.
И к Рудольфу Александровичу:
— А можно к Вам с ответным словом обратиться?
Рудольф Александрович спокойно и благосклонно ответил:
— А почему же нельзя? Пожалуйста.
И я вручил ему свой труд, который был больше похож на амбарную книгу, чем на какое–нибудь приличное издание, так как в ней было чуть более 600 страниц. Рудольф Александрович взвесив в руке мою «мысль», растянутую в полуторагодовалую составляющую, весом тяжелее пистолета Макарова с полной обоймой патрон и с доброй и ироничной улыбкой сказал:
— Да, с такой книгой можно в подворотне и от хулиганов отбиваться.
А Татьяна Николаевна, поддержав шутливую позицию мужа, добавила:
— Такую книгу лежа в постели не почитаешь. В руке не удержишь.
Она тут же вышла в соседнюю комнату, откуда принесла тонюсенькую «роман–газету» и сказала:
— Я вот сейчас, например, читаю вот это.
Здесь я понял, что в своей книге, наверное, сильно растекся мыслью по древу, да еще и переплет с полкило добавил веса для солидности.
Татьяна Николаевна, взяв к себе на колени моё амбарное творение, стала пролистывать и выборочно вычитывать отдельные места. Так как я, как и любой отец своего детища неравнодушен к своему труду, то исподтишка отслеживал реакцию Татьяны Николаевны. У нее на устах царила добрая и благодушная улыбка. Затем она подняла голову от моей книги и в мою сторону протянула кулак с оттопыренным большим пальцем:
— Вот такая книга!
Я же с чувством благодарности сказал:
— Спасибо!!!
Потом Рудольф Александрович сказал:
— Я тоже прочитал ваши отрывки из книги…
Вот так замечательно пообщавшись, мы не заметили, как прошел санаторный обед, который был пропущен четой Голосовых. Однако с хорошим настроением они проводили нас к выходу из корпуса.
А через несколько месяцев Владимир Николаевич Ворошнин, побывав в Москве, от Рудольфа Александровича Голосова и его жены Татьяны Николаевны передал мне привет. И добавил, что они оба помнят меня. Интересовались, издали ли мою книгу…
Вот такие они замечательные люди — чета Голосовых!
ПОЧТИ ЛЮБОВНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ
Поездка к крестной
Поздней осенью, а именно с 15 ноября по 2 декабря 2010 г., я догуливал свой неиспользованный отпуск, который составил около трех недель. Так у меня появилась возможность для решения некоторых общественных дел поехать в российскую столицу и находиться там с 17 по 25 ноября, с учетом дней приезда и отъезда. Остановился у крестной мамы — тети Клавы. Надо сказать, что тетя Клава — добрейшей души человек, как бывают благожелательными люди, познавшие много горя. Она безмерно любит все человечество в целом и конкретно каждого его представителя, в том числе и своих врагов, хотя подозреваю, что последних у нее просто нет.
Моя крестная рано потеряла мужа, дядю Сашу, который работал в одном из московских НИИ физиком. Легенда гласит, что там он получил несовместимую с жизнью дозу облучения, вследствие чего умер в расцвете жизненных лет. И тетя Клава осталась одна с дочкой Валей — больной и неполноценной девочкой. Жизнь Вали была недолгой, всего тридцать два года. Все по той же легенде короткая жизнь Вали связана с болезнью дяди Саши.
Тете Клаве повезло повторно выйти замуж за человека, который был гораздо старше ее, естественно, и эта радость оказалась короткой. После его смерти обстоятельства вынудили ее разменять свою двухкомнатную квартиру на однокомнатную хрущовку.
И при этом тетя Клава еще умудрялась помогать своей сестре справляться с неблагополучным сыном, пьющим человеком, который раньше времени ушел в иной мир.
Досталось моей крестной маме и в другом — она страдает частичной потерей памяти. На момент повествования тетя Клава жила в полном одиночестве, сражаясь с сахарным диабетом и прочими болезнями, а также с нищетой. Чтобы свести концы с концами, вынуждена была взять на постой жилицу из тех, что приезжают в Москву на заработки. Из всех вариантов попалась ей Нина Ивановна — женщина лет под пятьдесят, уроженка республики Мари Эл. И тоже с нескладной судьбой — она успела трижды побывать замужем, из них дважды официально, при этом один супруг нечаянно умер. В итоге нажила дочь, которой теперь исполнилось тридцать лет и которая с мужем и сыном проживала в северном Сыктывкаре.