Супруги возились на кухне. Прошло уже много времени с того момента, как поместили ее в шкаф. Жена упаковывала в пакетики вареные яйца, пересыпала сахар, соль, увязывала в мешок консервные банки. Муж извлекал из ниши брезентовую робу и придирчиво осматривал старый, но крепкий рюкзак.
— Коль, колбасу класть?
— Да на кой она, по дороге мяса купим в деревне.
— Ой, так домой тоже купи!
— Ну, на обратном пути если только. Да, водки положи, бутылки три.
— Коль, а зачем?
— В тайгу едем все-таки. Мало ли что. Да леснику надо в подарок. Традиция такая. Да выпить за урожай.
Словом, шли обычные сборы за кедровым орехом.
«Нива» шла на юго-запад. Пыль оседала на придорожных зарослях ивы, на уже желтой траве, на перилах старых мостков. Изредка встречались серые деревни, окруженные выгонами и скотными дворами. Тихо было в Сибири.
К вечеру заехали в избушку лесника. Крепкий мужик шестидесяти лет возился в ограде. Увидев «Ниву», разулыбался, подошел.
— Ну что, Викторыч, есть орех-то?
Викторыч ответил не сразу, оглядев окрестные синие сопки, словно пытаясь оценить созревший урожай.
— Есть, куда он денется. На Ямакан завтра проведу вас да денек побуду. А сейчас баню топить будем.
Позже, когда дарили привезенную водку, лесник только досадливо крякнул. Но не сказал, что гораздо больше обрадовался бы мешку сахара или муки. Водка леснику и на дух была не нужна. Самое большее — пара бутылок, если трактористу сунуть или шоферу. Но везли и везли водку городские охотники за орехом, так что в погребе у Викторыча, за мощной крышкой с железным кольцом, уже образовался склад, которому позавидовал бы сельский магазин.
Поэтому он, чтобы не обидеть гостей, взял одну «чебурашку», а насчет прочих сказал:
— Там пригодятся!
Утром двинулись на Ямакан. «Нива» пробиралась по середину дверей в мокрой траве, еле нащупывая старую колею. На дальнем хребте запылало, там уже взошло солнце. После четырехчасового пути между сопок вымотались. Поставили табор и пошли смотреть окрестности. Соседей пока не было. Но все знали, что не сегодня завтра поодаль и рядом встанут шатровые палатки и по стволам кедровых сосен застучат деревянные колоты. В ответ на этот стук будут раздаваться слабые шлепки падающих шишек. Но пока мужики вернулись к табору, напарник хозяина «Нивы» уже смастерил нехитрый супец, и после пары фраз было решено открыть бутылочку — за урожай. На грубом столе разложили городские припасы, и зародился и потек разговор людей, которые думали, что знают о жизни все.
Тему задал лесник.
— А что, в городе-то по талонам сейчас все? Я давно не был.
— Да все! Так мало что по талонам, их еще и отоварить никак не получается. В магазинах только уксус и лаврушка. Пустые полки. Довели коммунисты страну, — моментально возбудился приятель водителя.
— Ага. Коммунисты тебе виноваты! Да пока эти демократы не появились сраные, которых жиды купили, все в порядке было. А дальше еще хуже будет, это я тебе говорю. У нас на работе парень один есть, так он сам просчитал, что через два года бутылка водки две тысячи стоить будет. А билет на троллейбус — сто рублей.
— Ну, что-то ты того, заливаешь.
— А ты зайди в магазин коммерческий, рядом же живешь. Я зашел, так чуть не усрался: какие-то кроссовки — аж четыреста рублей! Это куда годится? Куртка бабья висит кожаная, вот как в Гражданскую носили комиссарши, ты щас дашься! Три тысячи!
— Три тысячи… — в раздумье захрустел соленым огурцом лесник. — Это ж… «Запорожец»!
— Ага, купишь ты сейчас «Запорожец» за три тысячи. Вот сват хотел все «Жигули»-шестерку купить, приценился — шестьдесят тысяч на рынке. А в госторговле их давно нету.
— А я читал, — вступил в разговор тот, что готовил суп, — что на складах все есть, только ждут команды. Если на следующий год народ Ельцина свергнет, то сразу все появится.
— Да давно пора этого алкаша, — кипел все больше и больше автовладелец, — это ж не президент. Это позор какой-то.
— Да ладно вам, мужики! — Лесник хоть и не пил, но разлил спорщикам по кружкам. — Мы-то хоть пожили, а вот детей жалко.
— Да… это да…. — загомонили все разом и, словно по команде, выпили. Замолчали. Поздний кузнечик трещал у старинного черного столба для коновязи, трещали и ветки в костре, дым уходил параллельно земле, красил распадок в светло-синий цвет. Бутылка была выпита, а за ней еще одна, и о политике уже никто не говорил, травили байки, рассказывали про детей и жен.