Эти осколки, цвета дикого меда, прозрачные, резали не хуже наших стальных ножей, только были непрочны. Их приходилось очень часто менять.
У Крака невольно вырвался крик удивления и восхищения.
У Крака невольно вырвался крик удивления и восхищения…
Теперь он видел собственными глазами один из способов изготовления ножей и наконечников для копий и стрел.
Старик не обратил никакого внимания на возглас ребенка. Собирая острые лезвия, только что им искусно сработанные, он вдруг насторожился и быстро повернул голову к реке. На лице его отразились сперва удивление, потом такой ужас, какого Крак еще никогда не видал на этом невозмутимом и гордом лице.
Страх невольно охватил Крака, несмотря на весь его молодой пыл и задор. Однако он попытался остаться спокойным и тоже, как старик, насторожился, схватившись ручонкой за палицу.
С севера, с верху реки доносился какой-то страшный, неясный шум, пока еще далекий; порой слышались ужасающие рычания.
Два чудовища прежних времен
Дети испуганно вскочили и задрожали от страха. Старейший поспешно приказал им вскарабкаться по скользкой и почти отвесной скале, советуя ставить ногу и цепляться руками за выступающие камни и кремни, врезанные рядами, один над другим, в меловых стенах. Они повиновались и, достигнув площадки наполовине высоты, улеглись плашмя на живот, облизывая в кровь ободранные пальцы.
Но старик не мог последовать за ними. Он остался под выступом скалы. И Крак тоже упрямо отказался покинуть его, несмотря на все его угрозы.
— О прародитель! — воскликнул он: — неведомая опасность грозит нам, как ты сам говоришь. Ты любишь меня. И я не хочу тебя покинуть. Мы умрем вместе или вместе победим. Ты непоколебим и силен, значит, ты будешь сражаться, а я… — если оттуда идут к нам дурные люди или дикие звери, — я прокушу им печень.
Пока Крак с увлечением говорил свою воинственную речь, грозный шум усилился. Было очевидно, что он приближался с каждой минутой к месту, где были ребенок и старик.
— У тебя, Крак, глаза зоркие и молодые. Посмотри на реку, туда к северу. Что видишь ты?
— Небо совсем черное от больших птиц. Они кружатся. Наверно, их злобные крики и пугают нас.
— А на воде ты ничего не видишь? Посмотри еще раз. Птицы кружатся над рекой, значит, они сопровождают какую-нибудь плывущую по реке добычу, выжидая, когда можно будет на нее накинуться безнаказанно. Но кто же издает это страшное рычание? Это не могут быть птицы. Дай, я подниму тебя, — взгляни еще раз.
Но и на руках у Старейшего Крак напрасно всматривался вдаль.
— Что видите вы, мальчуганы, оттуда сверху? — крикнул старик детям, лежащим в безопасности, на скале, над его головой. — Говори ты, Рюг.
— Мы видим, — ответил мальчик: — далеко посреди воды на белом поле какую-то черную массу. Но что это, сказать не можем. Черная масса шевелится.
— Хорошо, Рюг. Не черный ли это широкорогий бык? Положим, — прибавил старик про себя, — зубры стали редки в наших местах, однако их еще можно встретить.
— Нет, это чудовище больше широкорогого быка, — воскликнул Рюг.
— О прародитель! — вскричал Гель: — теперь не одна, а две черных массы шевелятся, и белое поле местами — красного цвета.
— Я их вижу теперь! Я их вижу, о отец! — стремительно подхватил Крак, побледнев и дрожа всем телом. — Там два зверя, и оба необычайной величины. О отец! Они оба на льдине, которая больше всей нашей пещеры. Они не двигаются. О отец! Они сейчас проплывут перед нами. Вот смотри! Мы погибли!
Старейший поставил Крака на землю и жадно впился глазами в даль.
И старый охотник увидал зрелище, которое наполнило душу его леденящим ужасом, несмотря на всю его храбрость и презрение к смерти. Крак и остальные дети невольно плакали и дрожали от страха.
На пенящихся волнах, шум которых сливался с оглушительным криком бесчисленного множества хищных птиц, неслась ледяная глыба чудовищной толщины и объема. Глыба несла, кружась на волнах, чудовищного слона-мамонта, непомерных размеров, с длинной гривой и развевающимся хвостом. Задние ноги чудовища попали в трещину льда, словно в западню.
Чудовище стояло почти стоймя на своих задних ногах; изогнутые клыки были подняты кверху, а из хобота, торчавшего словно мачта, бил к небу непрерывный кровавый фонтан. Все тело его было залито этою кровью, бившею также из пронзенного брюха, и зверь рычал и ревел в предсмертной агонии. А рядом лежал гигантский косматый носорог, пронзивший своим рогом брюхо мамонта, лежал недвижно и безмолвно, удушенный насмерть.