Видя, что мои слова не успокаивают, а, напротив, только раздражают его, я подозвал Боба, который сидел на свернутом канате и потягивал водку, данную для примочки. Я велел ему потолковать с Дэвидом, а сам пошел на палубу.
Там все было так спокойно, как будто ничего чрезвычайного не происходило: даже воспоминание о сцене, которую я описал, изгладилось из памяти, как след корабля в ста футах от кормы. Погода была прекрасная, ветер свежий, и мы шли со скоростью восьми узлов в час. Капитан мерными шагами машинально прохаживался по шканцам, видно было, что его что-то тревожит. Я остановился на почтительном расстоянии от него: он раза два или три подходил ко мне и опять возвращался, наконец поднял голову и заметил меня.
– Ну что? – сказал он.
– У него горячка с бредом, – сказал я, чтобы в случае, если Дэвид будет делать какие-нибудь угрозы, их приписали его болезни.
Мы ходили некоторое время рядом, не глядя друг на друга, потом, помолчав несколько минут, капитан, чтобы переменить разговор, вдруг сказал:
– Как вы думаете, мистер Девис, на какой мы теперь широте?
– Да я думаю, почти на широте мыса Мондего, – сказал я.
– Точно так, для новичка это очень много. Завтра мы обогнем мыс Сант-Вонсенто, и, если вон это облачко, похожее на лежащего льва, не подшутит над нами, послезавтра вечером мы будем в Гибралтаре.
Я взглянул на ту часть горизонта, куда указывал капитан. Облако, о котором он говорил, образовало бледное пятно на небе, но я в то время был еще очень несведущим и не умел вывести никакого заключения из этого предзнаменования. Я заботился только о том, куда мы пойдем, когда исполним данное нам поручение. Я слышал как-то, что наш корабль прикомандирован к эскадре в Леванте, и это меня очень радовало. Я опять завел разговор со Стенбау.
– Позвольте вас спросить, капитан, долго ли вы думаете пробыть в Гибралтаре?
– Я и сам не знаю, любезный друг. Мы будем ждать там приказаний от адмиралтейства, – прибавил он, все посматривая на облако, которое, по-видимому, очень беспокоило его.
Я подождал несколько минут, думая, не начнет ли он снова говорить, но капитан все молчал, тогда я поклонился и пошел. Он дал мне сделать несколько шагов, однако потом кивнул, чтобы я вернулся.
– Послушайте, мистер Девис, велите принести из моего погреба несколько бутылок хорошего бордо и дайте Дэвиду.
Это меня так тронуло, что я схватил руку капитана и чуть не поцеловал. Он, улыбаясь, вырвал ее.
– Позаботьтесь об этом несчастном, любезный. Что бы вы ни сделали, я на все согласен.
Уходя от него, я прежде всего глянул на облако. Оно изменило свою форму и походило на огромного орла с распущенными крыльями, потом одно из крыльев растянулось от юга к западу и покрыло весь горизонт черной полосой. Между тем на корабле все было по-прежнему. Матросы играли или беседовали на носу. Капитан все ходил по шканцам, лейтенант сидел или, лучше сказать, лежал на лафете каронады, вахтенный стоял на брам-стеньге, а Боб, опершись на обшивку правого борта, как будто с величайшим вниманием следил глазами за пеной у боков корабля. Я сел рядом с ним и, видя, что он все больше и больше углубляется в свое интересное занятие, начал насвистывать старинную ирландскую песню, которой миссис Денисон убаюкивала меня, когда я был ребенком. Несколько минут Боб слушал молча, но потом, обернувшись ко мне, снял свой синий колпак и стал вертеть его в руках. Заметно было, что он хочет, но еще не решается, сделать мне не совсем почтительное замечание.
– Я слышал, старики говорили, ваше благородие, – сказал он наконец, – что не гоже призывать ветер, когда он и так торчит на горизонте.
– То есть, – отвечал я, смеясь, – песня моя тебе не нравится и тебе хочется, чтобы я перестал?
– Не мне учить ваше благородие, напротив, я готов всегда делать, что вы прикажете: я никогда не забуду, что вы сделали для бедного Дэвида, но, право, сударь, лучше не будить ветер, пока он спит. Ветерок дует береговой и весьма порядочный, северо-восточный, а доброму фрегату больше ничего и не нужно.
– Но, любезный Боб, – сказал я, чтобы заставить его разговориться, – отчего же ты думаешь, что погода должна перемениться? Сколько я ни смотрю, я вижу только эту темную полосу. Небо везде чисто и ясно.
– Мистер Джон, – сказал Боб, – читать Божию книгу в облаках наш брат моряк учится всю жизнь.
– Да, я тоже вижу, что там что-то затевается, – сказал я, посмотрев снова на горизонт, – но я не думаю, чтобы тут была опасность.
– Мистер Джон, – сказал Боб с таким видом, что я невольно задумался, – кто примет это облако за простой шквал, тот просчитается и не получит ни фартинга барыша в самой выгодной сделке. Это буря, ваше благородие, страшная буря.