Я вскочил с дивана как наэлектризованный.
— Как — неужели ты их открыл?
— Еще нет. Но мы с ними познакомимся сегодня вечером. Извести полицию и в час ночи приходи с четырьмя надежными полицейскими на дорогу в Ле-Мулен. Спрячьтесь за деревней у того места, где дорога идет в гору. Когда услышите выстрел, то бегите скорее, чтобы не прийти слишком поздно.
— Но не будет ли лучше, если я буду тебя сопровождать? — спросил я.
Стагарт уже неоднократно являл доказательства своей безумной отваги, так что я имел полное основание опасаться при подобных приключениях за его жизнь.
Он покачал головой.
— Твое присутствие могло бы только помешать удаче моего дела, — ответил он, крепко пожимая мне руку. — Очень важно, чтобы ты оставался с полицейскими и чтобы они явились не слишком рано и не слишком поздно. От этого будет все зависеть. Будем надеяться, что дело обойдется без пролития крови, — прибавил он с улыбкой, вынимая часы. — Я тороплюсь, прощай.
И с этими словами он исчез.
Ровно в час мы двигались по дороге, идущей извилинами из Ле-Мулен в Ментону. За деревней мы остановились и начали прислушиваться.
Была ясная лунная ночь. Ни единый звук не нарушал тишину: прошло полчаса, все было тихо. Полицейские были в нетерпении, я сам начал беспокоиться и сомневаться в удаче.
Вдруг в ночной тиши раздался выстрел.
С револьверами в руках выскочили мы на дорогу. Вынырнули темные тени, раздались второй, третий выстрелы и прокатились протяжным эхом по горам.
Стагарт стоял с револьвером в правой руке, прислонившись к дереву, а левой рукой держал стоявшую перед ним на коленях женщину. Два молодца с замазанными сажей лицами лежали раненые на земле. Трое других спасались бегством по дороге, преследуемые полицейскими. Еще несколько раз раздались выстрелы. Это стреляли преследуемые, полицейские им ответили тем же.
Я подбежал к моему другу. Из раны на его левой щеке, очевидно, нанесенной ножом, обильно струилась кровь. Под его железной рукой извивалась женщина. При моем приближении она напрягла все усилия и приподнялась.
Бриллианты упали на землю. Густые черные волосы распустились и покрыли декольтированный бюст ее. Ко мне обратилось искаженное злобой лицо с метавшими искры глазами.
Это была русская, г-жа Георгиевская.
Полицейские вернулись. Они несли убитого.
— Вот убийца барона де Русселя, — проговорил мой друг твердым голосом. — Арестуйте эту женщину!
С этими словами он ушел, крепко прижимая платок к своей ране.
Отвратительное проклятие, произнесенное на русском языке, вырвалось из уст русской. Затем уже издалека к нам доносились крики женщины, которую связали полицейские.
Так как мы оба не могли заснуть в эту ночь, то мы и спустились к берегу.
Перед нами открывалась чудная картина.
Мой друг закурил папиросу и затем начал рассказывать.
— Мне на этот раз предстояло разрешить очень трудную задачу, и я имею теперь полное право гордиться своей удачей. С самого начала, благодаря нагромождению разных фактов, внушавших подозрение и указывавших по одному и тому же направлению, существовала опасность одностороннего и пристрастного расследования дела. Поэтому я, несмотря на все доказательства виновности несчастной жены моего убитого друга, с самого начала решил совершенно не обращать внимания на эти улики.
— Трех человек можно было подозревать в преступлении. Во-первых, жену барона, во-вторых, камердинера и в-третьих, того молодого человека, который навлек на себя подозрение своим поведением. Найденное письмо, бывшее, очевидно, ответом на любовное послание барона, очевидно указало мне на четвертое, совершенно неизвестное лицо, которое состояло в загадочных отношениях не только к барону, но и — как это явствует из найденной записки — к супруге его. Письма навели меня на новый след в самом Париже.
Результатом моих поисков в Париже явилось выяснение того обстоятельства, что молодой человек оказался совершенно непричастным к преступлению. Его беззастенчивость, я бы сказал, английское нахальство, едва не поставило его в очень неприятное положение. К счастью, ему удалось вполне доказать свое alibi в ночь преступления. Значит, это лицо пришлось вычеркнуть из списка подозреваемых.
Поэтому я обратил теперь все свое внимание на выяснение того факта, не уезжал ли за последние недели барон де Руссель из Монако в Париж. Но оказалось невозможным установить даже временное пребывание его в Париже и, по указанию монакских властей, барон совершенно не выезжал из Монте-Карло. Квартира барона на Итальянском бульваре оказалась запертой, и швейцар не мог припомнить, приходили ли на имя барона письма, написанные женской рукой. Мои энергичные поиски в Парижском почтамте увенчались наконец неожиданным успехом. Оказалось, что барон поручил одному из своих знакомых чиновников задерживать приходящие на его имя письма, запечатывать в новый конверт и пересылать их ему в Монте-Карло. Этот чиновник, знавший уже об убийстве барона, понял тотчас же всю важность этого обстоятельства и передал мне, что барон три раза посылал ему из Монте-Карло письма с просьбой положить их в новый конверт и переменить на нем адрес. Чиновник, полагавший, что дело идет о невинном любовном приключении, охотно согласился на просьбу барона. На письмах, которые посылал барон, стоял адрес: «Госпожа Биртон, Париж, до востребования».