Наконец Том вернулся. Мы быстро пошли вдоль забора и взобрались на высокий пригорок позади дома. Том рассказал, что он снял с Джима шляпу и повесил её на сучок и что при этом негр чуть-чуть шевельнулся, но продолжал храпеть. Впоследствии Джим говорил, что будто ведьмы околдовали его и нагнали на него сон и ездили на нём по всему штату, а потом бросили опять под дерево и в знак того, что это именно они проделали над ним все эти штуки, повесили его шляпу на сучок. Но когда Джим рассказывал свою историю в другой раз, то оказалось, что ведьмы ездили на нём уже до Нового Орлеана, и при каждом новом рассказе он ездил всё дальше и дальше, так что в конце концов он уверял, будто ведьмы возили его по всему свету и оттого вся его спина в кровоподтёках и ссадинах. Вообще Джим страшно гордился своим знакомством с нечистою силою и смотрел на других негров свысока. Чтобы послушать историю Джима, негры приходили к нему за несколько миль. Он сделался самым уважаемым негром во всём околотке, и чужие негры смотрели на него, разинув рты, как на диковинку. По вечерам, собравшись у кухонного очага, негры вообще охотно ведут беседы о ведьмах и чертях, но как только кто-нибудь начинал щеголять своим близким знакомством с чертями, вмешивался Джим и говорил: «Ну что вы знаете про нечистую силу!» И оттеснял рассказчика на задний план.
Джим носил у себя на шее пятицентовую монетку, ту самую, которую оставил ему Том, и уверял, что это волшебный талисман, данный ему в руки самим чёртом. Давая Джиму эту монетку, чёрт будто бы сказал ему, что в ней заключается чудесная сила: монета будто бы может вылечивать от всех болезней и вызывать ведьм, стоит только произнести при этом одно волшебное слово, но какое — Джим никогда не говорил. Все негры сбегались к нему и отдавали ему всё, что имели, только бы посмотреть на монетку; но никто не смел к ней прикоснуться: ведь она побывала в руках у самого дьявола! Джиму некогда было и работой заниматься, до того он чванился, что видал чёрта и возил его у себя на спине.
Подойдя к краю пригорка, мы с Томом взглянули вниз. Внизу расстилался наш городок. Только в трёх или четырёх окнах мерцали огоньки, — наверно, в тех домах были больные. Над нами чудесно сверкали звёзды, а внизу была широкая тихая река около мили в ширину. Мы спустились с пригорка и отыскали приятелей: Джо Гарпера, Бена Роджерса и ещё двух-трёх мальчишек, которые спрятались на ночь в старой пустой кожевне. Мы отвязали чей-то ялик и поплыли вниз по реке. Мы проплыли две с половиною мили и пристали к большому утёсу, торчавшему у крутых берегов. Там мы высадились.
Забравшись в густой кустарник, Том заставил нас всех поклясться, что мы до гроба будем хранить тайну, а потом показал нам лазейку в самой густой заросли. Мы зажгли свечу и поползли туда на четвереньках. Так проползли мы около двухсот ярдов по тесному коридору — и вдруг коридор превратился в пещеру. Том ощупью пробрался вперёд и нырнул под какую-то стену, где никто не мог бы заметить расщелины. Мы поползли за ним и наконец очутились в каморке, холодной, сырой, с закоптелыми стенами.
— Здесь мы составим разбойничью шайку, — сказал Том, — и назовём её шайкой Тома Сойера. Всякий желающий в неё вступить должен принести присягу и подписать своё имя кровью.
Конечно, все согласились, и Том, вынув из кармана бумажку, на которой были написаны слова страшной присяги, прочёл их вслух. Каждый мальчик клялся, что он будет верен своей разбойничьей шайке и под страхом смерти никому не откроет её тайн. Если же кто-нибудь нанесёт одному из разбойников какую-нибудь обиду, шайка должна отомстить обидчику, и тот, кому выпадет жребий быть убийцей, не должен ни спать, ни есть, покуда не убьёт оскорбителя, а вместе с ним и всю его семью, и не вырежет на груди убитых кровавого креста. Кровавый крест — это знак нашей шайки. Никто из посторонних не смеет употреблять этот знак, иначе его будут судить; если же и это его не образумит, он тоже должен быть убит. Если кто-нибудь из участников шайки откроет её тайны, ему отрубят голову, его тело сожгут и прах развеют по ветру, а имя его будет вычеркнуто из списка кровавой чертой и предано забвению навеки.
Мы все пришли в восторг от этой клятвы и спросили Тома, неужели он сам выдумал из своей головы такую красивую клятву. Он сказал, что кое-что он выдумал сам, остальное же вычитал из старых книг о пиратах и разбойниках, и что каждая порядочная шайка обязана давать такую клятву. Кому-то пришло в голову, что хорошо бы убивать и всю семью у того из разбойников, кто изменит своей шайке. Том нашёл, что это хорошая мысль.