Ползунову нужно было изготовить большие цилиндры с ровной внутренней поверхностью и поршни, которые плотно прилегали бы к стенкам цилиндра, – не пропускали бы ни воздуха, ни пара. И это было невероятно трудной тогда задачей.
Не легче было обработать и другие медные части огромной машины – их было больше сотни и некоторые детали весили до семидесяти пудов (то есть больше тонны).
Ползунову не дали ни одного знающего мастера. С двумя учениками и совсем неопытными рабочими совершал он свой гигантский труд. Ему пришлось не только руководить постройкой машины, но и учить своих помощников обрабатывать металл, пришлось самому изобретать и строить станки для изготовления нужных ему деталей. Трудно представить себе, как мог один человек так быстро справиться с огромной работой: Ползунов осуществил свой замысел всего за два с небольшим года.
Но какой ценой! Непосильный труд стоил ему жизни.
Вот готовы наконец и собраны все детали. Машина была громадной. Цилиндры – высотой в три метра каждый. Выстроили для машины деревянный дом в четыре этажа.
Ползунов, хотя в замысле своём был уверен, сильно тревожился перед пробным пуском машины. Грустно постукивал он по стенкам котла, сделанного из клёпаных медных листов. Листы были тонкие, котёл мог не выдержать давления пара. Даже толстых медных листов достать Ползунов не мог, а нужно бы котёл не из листов клепать, а делать литым.
Между поршнем и стенками цилиндра такие зазоры, что палец можно просунуть. Пришлось обёртывать поршни кожей. Да и некоторые другие части машины ненадёжны.
Настоящее испытание начать было нельзя – не построили ещё плавильных печей и воздуходувных мехов, которые должна была приводить в движение огненная машина.
А Ползунов спешил. Огромный непрерывный труд и нищенская жизнь надорвали его силы. Шла горлом кровь. Удастся ли завершить дело жизни?
Из скудного жалованья приходилось урывать рубли на расходы для машины. Четыреста рублей, которые из
Петербурга приказали выдать ему в поощрение, заводская канцелярия решила задержать, пока машина не будет готова, – превратить поощрение в награду, если дело удастся. А не пойдёт машина, так и вовсе можно денег не давать.
Но горькая беда: всё злее становилась болезнь. Через силу вставал Ползунов с постели, шёл к машине. Он решил начать испытание её без печей, без мехов – прикрепил брёвна к балансиру, устроенному, чтобы передавать движение от поршней к мехам. Машина должна была брёвна поднимать и опускать.
Зажгли дрова в топке, закипела в котле вода, пар пошёл в цилиндры. И, словно нехотя, медленно сдвинулся поршень, качнулся балансир, а там и второй поршень пошёл – работала машина, работала!
Молча смотрел Ползунов, как без натуги поднимала машина тяжёлые бревна. Он создал эту силу! Великая радость была в его сердце – скоро задышат мехи, вдуют воздух в печи, ненужными станут плотины, водяные колеса. Новый век приходит!
И печаль была в сердце – не видать ему этого, сочтены дни.
Молча смотрел Ползунов, как без натуги поднимала машина тяжёлые бревна.
Опираясь на руку ученика, пошёл Ползунов домой, лёг, тяжело дыша. И больше не встал.
На заводе слух прошёл – умирает. Тогда спохватились – не вышло бы чего, – прислали те четыреста рублей, что прежде облегчили бы работу, может быть, и жизнь спасли…
Так и не увидел Ползунов настоящей работы своей машины. Умер за неделю до испытания её при плавильных печах.
Пускали в ход машину ученики Ползунова, его помощники. Мехи невиданных прежде размеров подавали воздух сразу в три плавильные печи. Пошла в ход первая в мире машина, с помощью пара приводившая в движение заводскую установку! Это было весной 1766 года.
Но скоро оказалось, что не напрасно тревожился Ползунов за качество деталей. Кожа, которой были обёрнуты поршни, чтобы они плотно прилегали к стенкам цилиндра, быстро истёрлась. Недостаточно мощным оказался насос, подававший воду в огромный котёл.
И тогда вызвали из Змеиногорска Козьму Фролова, строителя вододействующих фабрик, чтобы он починил машину своего школьного товарища.
Фролов внимательно осмотрел машину, заменил насос, посоветовал обернуть поршни пробкой вместо кожи и уехал. Что он думал о великом творении Ползунова, мы не знаем. Вряд ли машина ему понравилась. Он верил в водяные колёса, и зрели у него большие замыслы.
А машина Ползунова снова работала. Поднимались и опускались поршни, качалось коромысло, и мехи вдували воздух в плавильные печи. И четырнадцать печей, а не три могла бы обслуживать огненная машина.