Павлу Ивановичу было всего двадцать пять лет, и ему не хотелось обременять себя лишний властью, и его подругам тем более. Да и немного они и в прошлой жизни попутешествовали по миру. Не такие уж и матерые бойцы.
Так что пока их увлекал сам процесс пиратства – романтический и интересный. Плавать в теплом карибском море – хорошо. А разбойничать еще лучше.
Павел избрал себе эмблему Дракона – видно навеянную восточными сказками. В те времена еще не модно так было и, Павел Иванович хотел просто выделиться. И это у него получилось.
Вот уже скоро год, как они в новом мире. И годовщина попаданства совпадет с собственным днем Рождения Павла Дракона. И это и хорошо и плохо одновременно.
Чем дольше ты в этом мире, тем более скучаешь по например хотя бы тривиальному смартфону или планшету. И это не мудрено. Ты родился ведь в самом начале двадцать первого века, и ты дитя электроники. Когда чуть ли не с пеленок в руке держишь телефон с игрой. Тем более родители у Павла не бедные, и могли сыночку купить самую современную электронику.
Он еще до детского сада умел нажимать кнопки планшета, играя во что-то красочное и загадочное, что так будоражило детское воображение. Что здорово.
После того как добыча была перенесена на бригантину, корабль пиратов отяжелел и просел от массы кофе и какао-бобов, которые с трудом разместились на корабле, что был куда меньше захваченного галеона.
Иностранные агенты
Корабль испанцев оставили в море, предварительно испортив все пушки. Ну и команда с графиней пусть там… Доплывут до своих, так и доплывут.
После чего они отправились в Торугу – альтернативный порт, который контролировали французы.
На Ямайке же заправлял в этом момент Морган. Самый кровавый и жестокий пират. Так что с ним было не по пути. Порт-Ройял – это место где в основном тусуются флибустьеры англичане. А в Торуге более интернациональные экипажи. И что Павел Дракон как бы русский, никого там не смущает.
Пока с Морганом они не воевали. Но рано или поздно столкновение будет неизбежно.
Пираты распили захваченный на купеческом испанском корабле бочонок рома и запели с большим энтузиазмом, будучи очень довольными;
Изумрудная плещет волна за бортом,
Звезды в небе над нами сияют.
Наслажденье корсара с пахучим вином,
Что на завтра - Господь один знает!
И на картах, увы, тоже знать, не дано,
Что Фортуна корсарам готовит…
Будет дева в постели под кровлей родной,
Или черт в пекле точит нам роги!
Абордаж ли случится иль пушек пальба,
Сложишь голову ты в злой пучине.
Такова флибустьера Паллада судьба,
По морям плавать в грозной стихии!
Впрочем, этот расклад жизни то хорошо,
Что нет скучной конторы рутины.
В напряжении плыть, слова нет тяжело,
Но зато все семья - мы едины!
Если встретим фрегат, где за нами идут,
Ничего в бой пойдем с песней звонкой!
Не бывает совсем неприступным редут,
Глас царей с слишком гордой коронкой!
Отвоюем свое и к успеху придем,
Если фарт, не пойдет значит в петлю!
Перспектива что будут клевать вороньем,
Всем вам братья скажу - не приемлю!
Пираты выпили три бочки рома и захрапели. Адала и Агата тоже заклевали носами, они бабы крутые.
На небе светило солнышко и стояла ясная, жаркая погода, из-за чего жизнь флибустьеров казалась райской и безмятежной.
Впереди были и подвиги и приключения.
А пока можно расслабится, и поспать. Все равно делать нечего. Разве что в карты поиграть или кости. Но это быстро надоедает.
А вот у Павла Ивановича Рыбаченко есть редкий дар – видеть очень красивые, красочные и яркие сны.
И грех этим даром да не воспользоваться, и смотреть во сне кино;
“Мы - ключевые элементы ”Бури", - сказал генерал Джордж Глисон высокопоставленному сотруднику ЦРУ Марку Дигби. “Но наши цели слишком обширны, чтобы достичь их в одиночку”. Он указал на ряд мониторов, расположенных на столе перед ними. “Включите их”.
Дигби активировал все пять мониторов нажатием кнопки. Глисон ждал, пока вновь прибывшие поймут, что они в прямом эфире, откинувшись на спинку своего мягкого кожаного кресла и наслаждаясь атмосферой, которая его окружала: четыре стены, обшитые массивными дубовыми панелями, приглушенный свет, сочащийся из-под золотистых абажуров. Целая стена, заставленная старыми переплетами в твердом переплете, на которые он никогда даже не смотрел, и огромный, внушительный письменный стол — центральное место и рабочее место в его частном доме.