– Вы не человек, а старая наседка, – с недовольным вздохом заметил Макмиллан. – Хотя, полагаю, правительству нужны такие людишки, чтобы наводить глянец на настоящую работу, когда ее закончат. – Вялым взмахом руки он отослал меня прочь. – Возвращайтесь через десять минут. – Он устремил на Циммермана пристальный взгляд. – Думаю, больше нам не понадобится.
– Не понадобится, если, конечно, у вас не будет вопросов, – ответил тот, пытаясь не показать обиды.
– И принесите мне кофе и булочку, – крикнул вдогонку мне Макмиллан, когда я осторожно закрывал за собой дверь.
Платформа была забита пассажирами, носильщиками и железнодорожниками. Стоял неумолчный шум. Суета была бодрящей, она являла собой один из видов разумного движения, от которого я в течение некоторого времени был отлучен. Какой приятной казалась эта деятельность, какой простой и понятной. Заполненные углем и хорошо отрегулированные машины шипели паром, как ручные драконы. Люди с румяными лицами заполняли топливом тендер, прицепленный к паровозу, и я сам удивился тому, насколько завидую им. Носильщики везли на тележках корзины и баулы к замершим поездам и укладывали багаж с ловкостью, которая достигается большим опытом. Против этих людей не плели неведомые интриги, на них не охотились убийцы, становившиеся с каждым часом все более изобретательными и опасными. Никому из них не пришлось убить человека. Никто из них не стоял беспомощно, глядя на то, как ни в чем не повинного человека убивают во время зверского обряда. Вечером, честно выполнив свою дневную работу, они с чувством гордости отправляются домой к своему простому семейству. Даже обуреваемый этими мыслями, я понимал, что чрезмерно упрощаю, но легче от этого не стало.
На прилавке передвижной лавки булочника я выбрал четыре булочки с мягким сладким сыром и ягодным мармеладом. Они выглядели очень аппетитно. В иное время я купил бы несколько для себя, но аппетит все еще не вернулся ко мне, хотя время уже подходило к полудню. Я был не в состоянии думать о еде без тошноты. Щедро расплатившись, я задумался: не следит ли за мной кто-нибудь?
О чем Циммерман говорит с Макмилланом? И какое мне до этого дело? Я направился назад, к залу, где они находились, держа в руке булочки, завернутые в бумагу.
Войдя в коридор, я остановился и понял, что стал свидетелем чего-то важного. Подле закрытой двери стоял начальник станции и, слегка сгорбившись, прислушивался к тому, что происходит за дверью. Я не имел понятия, как долго он там находится и что ему удалось подслушать. Мысль о том, что кто-то из членов Братства знает нечто, неизвестное мне, взволновала меня. Я вспомнил брелок от цепочки, остановился, колеблясь, как следует поступить в этой ситуации Джеффрису. Должен ли я одернуть этого человека или сделать вид, что ничего не заметил? Но мне не пришлось принимать решение.
Раздался паровозный свисток. Начальник станции поднял голову, как зверь, принюхивающийся к ветру. Увидев меня, он с величайшей наглостью кивнул и деловито отправился на перрон встречать прибывающий поезд.
Взглянув вслед начальнику станции, я заметил, что в толпе мелькнула светловолосая молодая женщина, показавшаяся мне похожей на Пенелопу Хелспай. Однако блондинки встречались здесь ежеминутно, и было просто странно, что эта девушка обратила на себя мое внимание. На мгновение я задумался о том, как сложились у нее дела с братом, – к этому времени она должна была наверняка добраться до него. Затем я заставил себя переключиться на более важные дела. Мыслями моими завладела Элизабет, и я мучительно размышлял, как рассказать ей обо всем, что со мной приключилось. Поразительно, но ведь я не смогу ничего сообщить ей о своих переживаниях, чтобы не вызвать ее недовольства. Впрочем, философски напомнил я себе, не стоит загадывать ничего на будущее, когда даже самое ближайшее мое существование находится под вопросом.
С этими мыслями я вернулся в комнату, где Макмиллан дожидался поезда.
– Надеюсь, они понравятся вам, сэр, – сказал я, положив перед ним сверток с булочками. – Я купил четыре, на случай, если вы пожелаете угостить герра Циммермана.
– С какой стати? – резко спросил Макмиллан. Судя по его тону, мне следовало в данном случае забыть о хороших манерах и не проявлять никаких чувств. – И даже не пытайтесь убедить меня, что вы сами не хотите одну.