Первым молчание нарушил Карлик:
— Я вынес бы его в зубах… Если бы мог пролезть туда! Рацек пожал плечами: бесполезный разговор.
— Давайте позовем его все вместе. Ну, раз, два, три!
Все хором крикнули: «Эмиль!» — и прислушались. Никто не отзывался.
— Ерунда! — не выдержал Карлик. — Эмиля вообще не нужно было пускать в пещеру. Разве на него можно положиться?
Такую несправедливость Зикмунд не мог стерпеть:
— Да перестань ты вечно пороть ерунду!
— Он растяпа! Я знаю его как свои пять пальцев! Он же был в моей команде!
— Капитан Грубиян! — проворчал Зика.
Он смотрел на Карлика исподлобья, оценивая его взглядом, как оценивают боксеры на ринге своих противников. И вдруг в нем будто обрушилась какая-то сдерживающая преграда, будто прорвалась плотина, и он заорал на Карлика:
— А ну тебя со всем жалким капитанством! Ты воображаешь, что ты один молодец, а все остальные слюнтяи и тряпки! Да ты можешь только командовать и ссорить нас друг с другом! Против кого ты настраиваешь «альбатросов»? Против нас, своих же товарищей!
На Карликовом лице появилась презрительная гримаса.
— Это мой долг! Я делаю так, чтобы у «альбатросов» было преимущество во всем. И оно у них есть и будет…
— А какой ценой? Не забудь добавить и это. Тебе наплевать на все, ты идешь к цели любой дорогой, любыми средствами, в том числе и бесчестными. Без такого капитана нам было бы лучше, и твои «альбатросы» уже сыты тобой по горло.
— Кто? — закричал Карлик. Его глаза сузились, превратившись в два черных уголька. — «Альбатросы»? Кто именно?
— Ага! — отозвался насмешливо Стракош. — Подайте мне его сюда, я сниму с него голову! Да?
— Тихо! — остановил их Рацек. Ясно, пережитое волнение и напряженное ожидание действовало на ребят, но он, Рацек, должен сохранять ясную голову. — Если ты хочешь обязательно знать, кто, так, скажем, Франта-Мышка. Он вчера пришел ко мне после всех споров и рассказал о том, что произошло в Пршибеницах. Он слышал, как Эмиль разговаривал с хозяином трактира, но не сказал об этом, потому что боялся тебя. Не тебя лично, конечно, а твоих методов, твоей тирании. И еще Франта сказал, что ты тоже все знаешь, что он говорил с тобой еще раньше, чем пришел ко мне. Я до этого времени молчал о разговоре с Франтой, решил посмотреть, как ты себя поведешь.
Карлик побледнел до синевы.
— Это заговор! — хрипло проговорил он. — Вы думаете, что если я здесь один из «альбатросов»…
— «Альбатросы» тут, «альбатросы» там… — махнул рукой Зика. — То, что я сказал сейчас тебе, я могу повторить и всем, когда придет время… Проклятая вода!
И все очнулись, словно ото сна. Проклятое наводнение! А они сидят в своей скорлупке и спорят, как должен вести себя настоящий капитан! А между тем Эмиля все нет и нет, и они должны что-то предпринять, и чем раньше, тем лучше.
— Внимание! — сказал Рацек. — Позовем его еще раз. Должен же он отозваться!.. Что с тобой, Стракош?
Вместо ответа Стракош поднял палец и показал на небо.
Рацек поднял голову. Где-то у самого горизонта, там, где нависли низкие тучи, поднимался к серому, мутному небу столб дыма.
— Из нашего лагеря, — определил Зика.
— Вот погас… — прошептал Стракош. — Хотя нет…
Столб дыма исчез только на мгновение. Потом к небу взвился клуб дыма, похожий на круглый мяч, словно невидимая рука разрезала дымовой столб на части… Вот еще один столб дыма… Еще…
— Сигналы! — воскликнул Карлик. — По азбуке Морзе это значит «С».
Дым опять исчез. Потом снова над верхушками деревьев взвились новые клубы, похожие на длинную линию. За ним еще один и еще…
— Это «О», — процедил сквозь зубы Стракош.
— С-О, — сказал Карлик. — Что это значит?
— Подождите, — перебил их Рацек, хотя ему сразу все стало понятно.
— С-О-С, — догадался Зика.
— На всех языках это означает смертельную опасность, — подтвердил Стракош спокойно, но лицо его исказилось от волнения.
Внезапно Карлик резко вскочил на ноги, не обращая внимания на то, что он раскачал лодку и та набрала воды.
— Надо сейчас же идти назад! Сейчас же! — закричал он и схватился за цепь, стараясь отвязать лодку.
Подбородок у него дрожал от волнения.
В ту минуту, когда Эмиль понял, что шум, несшийся навстречу ему, — голос разъяренной воды, он застыл как вкопанный. Теперь он не мог пошевелить ни ногой, ни рукой, потеряв всякую власть над своим телом.
Это продолжалось лишь одно мгновение. Но за этот короткий миг успело произойти многое: Эмиль понял, что вода, несмотря на гул и шум, рвется не к нему, иначе она давно бы была уже здесь. Она мчится куда-то дальше, в другом направлении. Но куда?