Амелия, словно потерянная, несколько мгновений постояла у края балюстрады и затем, поколебавшись, села в уютное кресло-качалку чуть в стороне от Александрины. Ее глаза также блуждали, пока она перекидывалась парой светских любезностей с бароном, искренне обрадованным ее появлением. При этом она то и дело поглядывала в сторону мадам, которая со слабой улыбкой на красиво раскрывающихся губах беседовала с рослым господином очень элегантного вида.
Темная львиная голова и профиль сильно загорелого лица, смутные очертания которого Амелия с трудом различала, пробудили в ней воспоминания, от которых ее бросило в жар с головы до ног. Возможно ли это? Она напрягала глаза и пыталась уловить интонацию мужского голоса, рассеянно и несвязно отвечая при этом на светские вопросы барона о ее здоровье. Наконец, тот заметил ее замешательство. Он чуть наклонился к ней и спросил вполголоса:
– Знакомы ли вы с собеседником мадам Дюранси?
– Я его не знаю.
– Вам следует с ним познакомиться. Насколько мне известно, он посещал дом вашего отца. Это полковник де Ровер.
– Ах, нет! – Лицо Амелии побелело. Она почувствовала, как стучит, едва не разрываясь, ее сердце, и воспоминание о той страшной ночи, когда полковник, выдавая себя за другого, домогался от нее ласк, заставило дрожать в ней каждую клеточку ее тела. Радужные круги заплясали перед ее глазами, и она срывающимся голосом выдохнула:
– Боюсь, что мне нехорошо…
Барон с испугом заметил, как ее голова с закрытыми глазами безжизненно опрокинулась на спинку кресла и немедленно позвал мадам Дюранси. Та, высоко подняв голову, взглянула в направлении Амелии. На ее полных губах заиграла загадочная улыбка. Она встала, доверительно взяла полковника под локоть и подвела его к Амелии.
– Амелия, милочка моя, – пробормотала она с притворной лаской, склоняясь над девушкой. Одновременно она наблюдала за полковником, который с неописуемым выражением на лице смотрел на милое создание. Его горделивое лицо, загорелое и обветренное, стало еще темнее, а в его глазах появился тот скрытый блеск, смысл которого Александрина слишком хорошо понимала.
– Мадемуазель стало дурно, – неуверенно объявил хозяин праздника. Даже для него стало заметным то напряжение, которое витало над участниками этой хорошо продуманной сцены. Александрина достала из своей сумочки нюхательную соль и поднесла ее к лицу девушки.
– Это всего лишь жара, друг мой! Амелия слишком нежное создание, а, кроме того, она пережила тяжелую потерю.
Амелия беспокойно шевельнулась и открыла глаза, которые подобно двум ярким, влажно поблескивающим звездам неподвижно смотрели в направлении полковника.
– Амелия, милочка моя, вот ты и очнулась, – сказала мадам самым сладчайшим тоном. – Взгляни только, радость моя – тебя пришел поприветствовать старый друг.
Щеки Амелии слабо порозовели. Она неуверенно поднялась из кресла.
– Извините меня, пожалуйста, – еле слышно сказала она. – Я… я сейчас никого не могу видеть.
И прежде, чем кто-то успел ей что-либо возразить, она, сбежав с террасы, через изумрудно-зеленую поверхность газона устремилась в полумрак парка.
Полковник и мадам обменялись понимающим взглядом.
– Какая жалость, что мадемуазель в таком замешательстве, – сказал он с сожалением в голосе. – Она очаровательное создание, и я был бы рад возобновить знакомство, которое начиналось столь многообещающе.
– Амелия понесла тяжелую утрату, бедное дитя, – объявила Александрина так громко, чтобы было слышно каждому. – Она никак не может забыть об этом молодом человеке, Эрнсте. Тот был так влюблен в девочку, а вот уехал и не попрощался. Нашей бедной крошке настоятельно необходимо приободриться. Что вы скажете, друг мой, насчет того, чтобы ненадолго взять ее под свою опеку?
Полковник щелкнул каблуками и грациозно поклонился.
– Я не представляю себе более восхитительной задачи, – галантно ответил он. – Коли так, прошу меня простить, я покину вас.
По парадной лестнице он спустился в сад и небрежной походкой пересек газон, над которым без устали струили свой аромат розовые кусты.
Амелия тем временем забралась в самый отдаленный уголок парка и возле маленького ручейка натолкнулась на уединенный павильон, густо заросший клематисом. Пышные, темно-фиолетовые цветы кое-где уже распустились и распространяли вокруг себя дурманящий аромат.