Два голландских моряка, Симон Кордес и Зибальт Верт, прославили свою страну, пройдя Магеллановым проливом и поднявшись до филиппинских островов и Японии.
Лоцман Педро Фернандес Кирос в скором времени открыл группу островов, которую он назвал Сагитера (ныне Таити), Бугенвиль — остров Матеа и группу Больших Киклад (Кук назвал их потом Новыми Гебридами). Торрес, плававший вместе с Киросом, отделился от него близ Гвинеи и нашел пролив между Новой Голландией и Новой Гвинеей, который до сих пор носит его имя.
В 1616 году два голландца, Лемер и Схаутен, открыли новый пролив ниже Магелланова, обогнули мыс Горн и открыли Собачьи, Кокосовые и 15 июня Разбойничьи острова.
В разное время Виллем Янсзон, Ньюитс, Гертос, Ян Карстенс и Вилль ван Колстер, Эдельс и Гутман начали исследовать материк Австралия, а голландец Абель Тасман обессмертил себя открытием Новой Зеландии, островов Амстердам, Роттердам, Принца Уильяма, группы островов Общества и других, закончив свое изумительное путешествие в Батавии в 1643 году.
С году на год победы увеличивались, и острова обширной водной равнины Великого океана начинали заселяться. В 1663 году англичанин Коули находит остров Галапагос, а несколько позже его соотечественник Дампир открыл проход между Новой Британией и Новой Гвинеей.
Комодор Байрон первый составил подробную карту Океании и открыл острова, названные им островами Герцога Йоркского, и некоторые другие.
Но слава этих мореходов бледнеет с появлением знаменитого Кука… Он делает три кругосветных путешествия, в продолжение десяти лет держит океан в своей власти, до конца исследует Полинезию, открывает массу островов, систематизирует карты своих предшественников и трагически заканчивает свою морскую карьеру в 1779 году на Сандвичевых островах, будучи убитым дикарями. Куку по справедливости принадлежит слава первого географа Великого океана.
Так же печально закончил свой жизненный путь и другой знаменитый путешественник Лаперуз, ставший преемником отважного капитана в Тихом океане.
XIX век начинается открытиями Бодена и русского адмирала Крузенштерна, который исследует северные области вплоть до Японского архипелага и Курильских островов.
Дюмон-Дюрвиль замыкает славную череду мореходов Великого океана. Судьба этого человека замечательна: он пренебрегал опасностью, рисковал жизнью, отправляясь в неизвестные страны и отваживаясь с небольшим экипажем высаживаться в местах, населенных дикими племенами, и погиб пятидесяти лет, но не в море, а в вагоне сошедшего с рельс поезда железной дороги.
Дюмон-Дюрвиль не только мореплаватель, но и большой ученый. Он был геологом, гидрографом, ботаником и астрономом и первый начал исследовать открытые страны, изучать их климат, флору и фауну.
Исследовав Черное море и написав о нем целый трактат на латыни, Дюмон-Дюрвиль отправился в экваториальные страны и пробыл там шесть лет, собрав за это время богатейшие ботанические, минералогические и зоологические коллекции.
Второе путешествие Дюмон-Дюрвиль предпринял через два года, надеясь отыскать следы погибшего Лаперуза. После трехлетнего скитания по водной равнине он набрел на остовы двух кораблей, лежащих на коралловых рифах. Это были «Буссоль» и «Астролябия» — корабли несчастного. Воздвигнув ему памятник, Дюмон отплыл через Яву, Сингапур и мыс Доброй Надежды назад во Францию. Он снова привез с собой богатейшие коллекции — десять тысяч образцов растительности Полинезии и не только.
Позже, желая углубить свои познания в области этнографии, Дюмон-Дюрвиль снова предпринял путешествие, открыв на этот раз остров Жуанвиль и Землю Луи-Филиппа. Посетив Маркизские, Каролинские острова, Таити и Самоа, ученый смело направился к югу, в арктические земли, где сделал важные для навигации наблюдения относительно течений и плавучих льдов. После этого он вернулся во Францию.
Если сложить все пути следования этого мореплавателя, то получившаяся прямая могла бы обогнуть земной шар по экватору четырнадцать раз.
Теперь, когда читатель вспомнил краткую историю открытий в Тихом океане, вернемся к нашим друзьям, выброшенным капризом судьбы на неизвестный островок, вероятно, находившийся вблизи Новой Гвинеи.
Фрике и Пьер де Галь, спрятавшись в кустах, долгое время не могли прийти в себя при виде страшной картины, представшей их глазам. Никогда в продолжение всей своей бурной жизни, полной неожиданностей, Пьер и Фрике не видели ничего подобного. Вид опьяненных кровью дикарей среди двух сотен мучеников леденил кровь в жилах.
Когда прошло первое оцепенение, Фрике с негодованием рванулся вперед.
— Потише, мой мальчик, — удержал его Пьер, — ты добьешься только того, что нас повесят рядом с китайцами.
— По крайней мере, я перебью дюжину этих зверей.
— Ну а дальше? Предположим, что мы убьем двадцать-тридцать человек, все равно останется несколько сотен.
— О, если бы у нас была митральеза, которую я видел в Гавре! Я зарядил бы ее картечью и пустил несколько залпов в толпу этих каннибалов.
— Посмотри, Фрике. Если глаза меня не обманывают, один из несчастных китайцев еще жив. Но они его сейчас убьют.
Действительно, группа людоедов бросилась на китайца, лежавшего под деревом. Они схватили его за косу и потащили к костру. Фрике прицелился. Миг — и огненная молния пронизала тьму; раздался выстрел, и один из каннибалов упал.
Китаец, пользуясь этим, приподнялся и побежал.
Когда испуг дикарей прошел, они пустились вдогонку за пленником. Раздалось еще два залпа, свалившие двух дикарей.
Китаец заметил, где находятся люди, желающие его спасти. Пользуясь замешательством дикарей, он спрятался в кустах близ Пьера и Фрике.
— Если ты понимаешь хоть слово по-французски, — сказал ему Пьер, — не шевелись.
Китаец замер. Томительная тишина воцарилась на поляне. Дикари были поражены суеверным ужасом. Непонятный звук и молния, загадочная смерть товарищей и невидимые враги — все это совершенно сбило их с толку.
— Последний залп! — скомандовал Пьер.
— Пли! — ответил Фрике.
И четыре выстрела уложили четырех дикарей.
Страшный вопль раздался в толпе каннибалов, и они рассеялись, как тьма при появлении солнца.
— Теперь в обратный путь, — скомандовал Пьер. — Надо возвратиться на плот, там безопаснее. Мы все равно не можем вернуть к жизни бедных китайцев; хорошо, что удалось спасти хоть одного.
Китаец, чудом спасенный, робко стоял между французами.
— Melci, messel… melci, — лепетал он прерывающимся голосом, благодаря своих спасителей.
— Что ты говоришь, мой мальчик?
— Я говолю melci… Вы спасли мне жизнь.
— А, понял! Ты хочешь сказать merci.
— Да.
— Как жаль, что мы не пришли вовремя, — с грустью сказал Пьер, — возможно, тогда не было бы этой бойни.
— Вы плавы, господин, — заплакал китайчонок, — тепель они убиты… все убиты… я остался один.
— Ты не один, а с нами. Мы возьмем тебя с собой, и ты разделишь нашу судьбу, будешь у нас юнгой.
— Я уже был юнгой… но наше судно лазбилось.
— Что ты говоришь? — вскричал Фрике. — Так это тебе мы обязаны спасением? Ведь это ты бросил мне нож, когда мы лежали связанными?
— Да, господин.
— Ба! — вскричал в свою очередь Пьер. — Ведь это ты стащил для меня табак?
И друзья бросились обнимать маленького китайца, а потом продолжили путь. Вскоре они пришли на берег моря. Недалеко от берега качалось большое судно папуасов с парусами из кокосовых листьев. На нем были вода, рыба, плоды. Очевидно, дикари покинули его, чтобы поживиться лакомым блюдом, неожиданно посланным им крушением «Лао-цзы».
Наши друзья на плоту пристали к кораблю, не колеблясь завладели им и устроились на ночь с намерением утром покинуть его.