Я, кстати, очень волновался, когда первый раз показывал Петрову и Васечкину все, что о них написал. Ведь для меня они были не только героями, а в большой степени соавторами. Я даже вышел из комнаты, чтобы не мешать им читать. Иногда из-за закрытой двери до меня доносился одобрительный смех, и я облегченно вздыхал. Но вот наконец дверь открылась, и Петров деловито пригласил меня зайти.
Я вошел. Васечкин сидел за столом и смотрел на меня строго, как экзаменатор на нерадивого студента.
— Ну как? — поинтересовался я наигранно-веселым тоном.
— По-моему, не так уж плохо, — строго сказал Васечкин профессорским голосом. — Да вы садитесь, Владимир Михайлович, в ногах правды нет.
Я сел.
— Так, значит, вам понравилось? — робко спросил я, продолжая натянуто улыбаться.
Ребята переглянулись и вдруг покатились со смеху.
— Еще как! Класс! Потрясно! Чума! — орали они, не переставая хохотать.
Я понял, что меня просто разыграли.
— Только знаете что, Владимир Михайлович, — сказал Петров наконец, отсмеявшись, — кое-что меня все-таки заботит.
— Что же именно? — заволновался я.
— А как же «Петров и Васечкин на Диком Западе»? Этой-то истории так и нет!
— Точно! — подхватил Васечкин. — И «Васечкина на Луне» тоже нет! Как же так, Владимир Михайлович?
Я развел руками.
— Виноват, братцы! В эту книжку они не влезли, не поместились. Подождем до следующей, а?
Они переглянулись.
— Ладно, — сказал Петров.
— Будь по-вашему, — сказал Васечкин.
— А сейчас у меня одно предложение есть, — сказал Петров. — Пойдемте тритонов ловить! Я одно место нашел клевое.
И мы пошли ловить тритонов.
С чего всё началось
В 1-й «Б» пришёл новичок. Сев на указанное ему место, он начал доставать из портфеля учебники. Вдруг вокруг него замелькали горошины жёваной бумаги, а вслед шлёпнулась на парту записка:
Новичок оглянулся. За партой через ряд сидел, покровительственно улыбаясь, чемпион Петров.
Вдруг улыбка сползла с его лица, так как в глаз ему влетел большой кусок жёваной бумаги, и тут же шлёпнулась записка: «Петя Васечкин — любитель».
Петров уставился на Васечкина. Тот поднял обе руки в традиционном спортивном приветствии.
Так началась дружба Петрова и Васечкина.
Загадочное женское сердце
Пете Брандту
Ну и пусть смеются. Могут хоть животики надорвать. А только это всё от зависти. Что мы с Петровым такие друзья. Нас ничем не разольёшь. Горошко ехидничает, что мы даже в Машку Старцеву вдвоём втюрились, чтобы никогда не расставаться. Ладно, ладно. Ехидничать всякий может. А сам небось за Людкой Яблочкиной бегает в одиночку и со скуки умирает. Потому что кто на неё, кроме него, посмотрит: она же рыжая и вся в веснушках-конопушках. То ли дело Маша…
Я, честно говоря, и сам не сразу заметил, какая она. А Петров, как выяснилось, сразу, с первого класса, на неё глаз положил, только он в себе всё держал, стеснялся. И вправду, у нас раньше с этим делом строго было. Чуть что — засмеют. Я и сам, например, над Горошко всегда хихикал, в том смысле, что он за Людкой Яблочкиной бегает. Но то Горошко, а тут лучший друг. Я повторяю, он хоть и сразу в Машу втюрился, можно сказать, с первого нашего Первого сентября (это он мне сам потом признался, как, говорит, увидел, так будто в столб головой врезался, и искры из глаз посыпались, прямо как первомайский салют!), но про это целых три года никто не догадывался. Даже я, не говоря уже о самой Маше. А открылось всё вот как.
Дело, как сейчас помню, было в конце третьего класса. Машу как раз сандружинницей выбрали. Она тогда сама себе сумочку сшила с красным крестом и полумесяцем и стала её через плечо носить. И такая гордая была, не подступись. А ещё ко всем придираться начала: то ей не так, это не этак. Одним словом, никакого житья с самого, можно сказать, утра. Потому что, как только приходишь в школу, так и начинается. Я уже и раньше вставать стал, чтобы первым в класс попасть, но всё напрасно. Школу только открыли, а Машка уже тут как тут — торчит у дверей класса. И сразу же: покажи руки, покажи шею, покажи уши, почему не причёсан, почему ногти не подстриг?! И так каждый день. Причём ко мне одному придирается. Просто никакого житья от неё не стало.
А тут, смотрю, что-то и Петров раньше других в школу зачастил. Сначала я подумал, из солидарности, как настоящий друг, а потом вижу, не в этом дело. В школу-то он приходит, а в класс не идёт, хотя всё у него в полном порядке, и Машка на него ноль внимания. А он встанет у окна и глаз с неё не сводит. Ну, тут я наконец и заметил. Что-то тут нечисто, думаю. Решил понаблюдать.