— Ух, слава богу! Удрал!..
Но радость его длилась недолго. В комнате он был не один — слышалось какое-то потрескивание:
— Кри-кри-кри-кри!..
— Кто здесь? — спросил Пиноккио.
— Я!
Пиноккио оглянулся и увидел огромного сверчка, медленно ползущего по стене.
— Кто ты такой? Как сюда попал?
— Я Говорящий Сверчок, и живу в этой комнате больше ста лет.
— Но сейчас я здесь хозяин, убирайся отсюда!
— Я уйду! — покорно ответил Сверчок, — но прежде мне нужно поговорить с тобой об очень важных вещах.
— Говори, только поскорее.
Сверчок поскреб ножками по стене и сказал с укоризной:
— Детей, убегающих из родного дома, ожидают в жизни большие несчастья. Погоди, придет время — раскаешься!
— Болтай, пустомеля! — захохотал Пиноккио. — Завтра чуть свет убегу отсюда, куда глаза глядят. А то еще, чего доброго, пошлют в школу учиться. Я не дурак. Гораздо веселее гоняться за бабочками, лазить по деревьям, разорять птичьи гнезда…
— Эх ты, дурачек! — сказал Сверчок и покачал головкой. — Жаль, жаль мне тебя.
— Молчи! — закричал Пиноккио. — Очень мне нужны твои наставления.
Но Сверчок не обиделся и продолжал спокойно:
— Если тебе не хочется учиться, — выбери какое-нибудь ремесло. Мало ли их есть на свете! Будешь зарабатывать хлеб.
— Мне нравится одно на свете — пить, есть, спать и ничего не делать!
— Ах, прольешь ты горькие слезы когда-нибудь.
— Это почему это?…
— Потому что ты — дурачок…
— Это почему это я дурачок?
— Потому что у тебя деревянная голова.
Пиноккио схватил со станка молоток, — и пустил его в голову Сверчку. Бедный Сверчок только пискнул в последний раз — кри-кри — и упал кверху лапками.
Настала ночь. У Пиноккио целый день крошки не было во рту. Проголодался он ужасно и пошел к камину, над которым весело кипел котелок. Сунул было туда нос, — нет ли съестного в котелке? Но и камин и котелок были поддельные, нарисованные. Нос от этого у Петрушки вытянулся еще пальца на четыре.
Пиноккио стал шарить по ящикам. Хоть бы корочку хлебца найти, хоть косточку, обглоданную кошкой, хоть ложечку вчерашней похлебки. Но ничего-то у Карло не было запасено на ужин, — положительно ни крошечки, ни кусочка… Голод не тетка.
Петрушка зевал, раздирал рот до ушей, зевал и плевал, а в животе урчало да урчало. Наконец, он расплакался, стал причитывать:
— Прав был Говорящий Сверчок, зачем я убежал из дому? Если бы папу Карло не посадили в тюрьму, он бы дал мне поесть, яичко бы облупил, кашки бы дал с маслицем… Ой, есть хочется!..
В это время он увидел, что в корзинке со стружками что-то белеется…
Пиноккио кинулся:
— Батюшки! Яйцо! — Он схватил его, щупал, гладил, целовал. — Эх жалко, масла нет, вот бы яишенку поджарить! Сварить его разве? Нет! Так проглочу: сырьем!
Пиноккио разбил скорлупку — и сейчас же из яйца пискнул тоненький голосок:
— Спасибо, Пиноккио.
Это был хорошенький цыпленок. Он вылез из яйца, расправил крылышки и выскочил в окно, — только его и видели! Пиноккио разинул рот и заревел, стал топать ногами.
— Прав, прав был Говорящий Сверчок! Ой, как есть хочется!..
Пиноккио засыпает, положив ноги на решетку очага, и просыпается без ног
Была холодная, ветреная, зимняя ночь. Деревья шумели, ставни хлопали. Пиноккио дрожал от страха.
— Нет, — решил он, — я тут не останусь. Побегу в деревню, там кто-нибудь приютит бедного Петрушку, дадут, может быть, кусочек хлебца.
Пиноккио пошел на деревню, но на деревне все спали. Лавки были закрыты, огни погашены. В отчаянии он дернул звонок у какой-то двери. Сейчас же в окошко высунулся старик в ночном колпаке и сердито спросил:
— Что за негодяй звонит в такой поздний час? — ответил старик, думая, что это один из тех шалунов, которые забавляются тем, что будят добрых людей по ночам.
— Подайте милостыньку бедному Петрушке!
— Сейчас! Сейчас!
Через минутку он опять показался в окне.
— Держи шапку!
Но у Пиноккио шапки не было. Он подошел под самое окно и поднял голову, — и старик с головы до ног окатил его студеной водой. Пиноккио вернулся домой, как мокрая курица, шатаясь от голода. Сел на табуретку, положил ноги на решетку очага и заснул, как убитый. Пиноккио храпел, а деревянные ноги его тлели да тлели в очаге, пока не обуглились до колен. Разбудил его утром стук в дверь.