Мы молча шагали по улице.
— Вы ведь поняли, Ватсон, в чем тут дело? — спросил он меня после недолгого молчания.
— Не совсем! — ответил я.
— Личного убеждения, конечно, было бы далеко недостаточно для оправдания арестованного..
— А отсутствие царапины?
— Вот это-то и есть то, что мне надо! Подковки на каблуках его целы! Это — раз.
— И царапины нет.
— Да. Это — два. По этим двум данным я вывожу положительный вывод, что Авсеенко невинен.
— Конечно!
— Воображаю, как удивится и будет смеяться в душе надо мною мистер Пинкертон, когда я объявлю ему эту неожиданную новость! — засмеялся Шерлок Холмс.
— Да, воображаю! — подтвердил и я.
Мы снова прошли несколько минут молча.
Шерлок Холмс казался погруженным в глубокую задумчивость и я не мешал ему своими расспросами.
— А знаете, преступление это совершено не иначе, как своим человеком! — сказал он вдруг.
— Вы думаете?
— Глубоко уверен в этом! — ответил Шерлок Холмс. — Все данные говорят за это. Во-первых, вокзал был пуст. В такие минуты каждое постороннее лицо делается заметным. Во-вторых, только свой человек мог знать, что Дрягин, готовившийся к отчетности, имел в кассе крупную сумму.
— Конечно! — согласился я.
— В-третьих, только свой человек мог проследить за тем, что Дрягин вышел из кассы, так как постороннего человека Дрягин заметил бы. Ведь ему негде было бы прятаться. Верно?
— Верно, — согласился я.
— Быстрота совершения преступления тоже указывает на это. Для такой быстроты требуется, чтобы человек прекрасно ориентировался в местности и расположении помещений, а тот факт, что отмычка была подобрана заранее, человеком, постоянно бывающим на вокзале, подтверждается тем, что подобрать отмычку в такой короткий промежуток времени положительно немыслимо.
— Конечно, это правда.
Разговаривая таким образом, мы подошли, наконец, к станции.
Нат Пинкертон был еще там.
Мы подошли к нему.
— Ну что, коллега? — спросил он.
— Ничего! Повидал вашего мнимого экспроприатора! — весело ответил Шерлок Холмс.
Глаза американца презрительно усмехнулись и, не скрывая насмешки, он спросил:
— Почему же именно мнимого? Кажется, доказательства слишком убедительны!
— Как для кого, а для меня нет! — ответил Холмс. — Я настаиваю на том, что несчастный сторож ни душой, ни телом не виноват в преступлении, взводимом на него.
— Вот как?
— Да.
— В таком случае, желаю вам успеха в более удачном розыске. Что же касается меня, я не вижу причины изменять своего мнения, — сказал Пинкертон.
— Посмотрим, кто из нас будет прав и кто виноват! — улыбнулся Холмс.
— Посмотрим.
И, обернувшись ко мне, Холмс жестом пригласил меня следовать за собой.
— Где находится сейчас начальник станции? — спросил Холмс одного из сторожей.
— У себя дома.
— А квартира?
— Как раз против станции. Как выйдете, так прямо и идите в красный дом.
Мы пошли по указанию.
Дрягин был дома и встретил нас в гостиной, пережевывая обед.
— Мне хочется попросить вас об одной вещи, — начал Холмс.
— С удовольствием! — ответил тот.
— Только одно необходимое условие! То, что я попрошу, должно сохраниться в величайшей тайне.
— Конечно!
— Есть у вас зола?
— Зола?
— Да.
— Гм… я думаю, есть, — удивленно ответил начальник станции. — Вам много?
— С пуд.
— Это-то я наберу.
— В таком случае, будьте добры приготовить ее, просеять и, с наступлением темноты, доставить тайно на станцию. Затем вот еще что: в девять часов вечера вы потушите все лампы в зале первого класса, а около выходной двери, ведущей на платформу из этой залы, поставьте этот ящик. Затем соберите всех решительно служащих на платформе. Скажите, что я снимаю допрос, и пропускайте их в вашу квартиру так, чтобы они проходили с платформы через темный зал. Пропускайте их по одному и соберите их в таком месте, откуда они не могли бы видеть того, что происходит в зале. Один после другого пусть идут через три минуты. Замечайте очередь.
Проговорив это, Шерлок Холмс пожал Дрягину руку и вышел из его квартиры.
Лишь только наступила полная темнота, мы пошли с Холмсом на станцию.
Дрягин исполнил все.
Ящик с мелкой золой был на месте и зал был темен.
Взяв несколько полных пригоршней золы, Холмс густо насыпал ее около двери так, что зола образовала площадку величиной в квадратную сажень.
— Теперь, дорогой Ватсон, спрячемся за ящик!