Фелисия усмехнулась, глядя на мою растерянность вперемешку с удивлением. А затем предоставила мне ещё много возможностей убедиться в том, насколько неоправдан был мой скепсис насчёт магии.
Архимаг шла по коридорам эсминца и уничтожала всех встречных. Подчас весьма жестоким образом. Что-то противопоставить ей люди Джонга не могли — Фелисию защищало какое-то силовое поле или, наверное, правильнее сказать, магический щит.
На рубке были только перепуганные члены экипажа, которые сразу же предприняли попытку сдаться. Архимаг капитуляцию их не приняла, сделав исключение только для бедолаги-штурмана.
Фелисия дала мне пару секунд, достаточных для того, чтобы выключить двигатели эсминца и питание орудийной палубы. Теперь можно было не боятся того, что шаттл уничтожат.
— Эта штука — самое отвратительное из того, что мне приходилось встречать за последнее время, — заметила она, кивая на штурманское кресло.
Я был бы с ней целиком согласен, если бы не та кровавая баня, что она учинила здесь только что.
Джонга мы отыскали возле спасательных капсул в компании пары охранников. Он был в шаге от того, чтобы сбежать:
— Это он! — воскликнул я.
Если бы Альфред не замешкался, услышав мой голос, кто знает, может быть, и успел бы добежать, а так Фелисия придавила его к полу, словно букашку, а охране переломала все кости. По крайней мере, звук был именно таким.
Её голос оказался холоден до мурашек:
— Так это ты похитил моего сына. Зачем? Что ты хотел в обмен на него? Денег, власти?
— Мне нужно убежище! Меня преследуют!
В зелёных глазах Альфреда застыл животный страх. Я был уверен, что он видел, что учинила архимаг с его экипажем.
— Я заплачу! — в ужасе воскликнул он и сразу добавил. — Я лорд-адмирал! Вы не можете угрожать мне!
Истинный безумец.
— Рыдать у тебя не будет времени, — холодно ответила Фелисия. — Мне не нужны твои деньги, а твои угрозы не имеют никакой силы.
Она двинулась на него, собираясь, по-видимому, совершить что-то совсем уж неприятное. Я же неожиданно осознал, что должен этому помешать. Точнее, взять на себя эту незавидную роль. Мстительность не была той чертой, которая определяла мой характер. Но этот человек за свою жизнь сделал столько ужасных вещей, оставил позади столько покалеченных судеб, даже без учёта моей собственной, речь шла о сотнях, если не больше.
— Стойте, он прав, — сказал я.
Архимаг с удивлением посмотрела на меня, требуя пояснений. Джонг же… как мне показалось, он всё понял сразу.
— Вы не из… отсюда. В отличие от меня, — коряво объяснил я, поднимая оружие одного из охранников Джонга. — Будет большой скандал, если его убьёте именно вы.
Интуиция подсказывала мне, что с точки всевозможных законов, несмотря на то, что женщина передо мной ничем не отличилась от прочих людей, населявших Человеческое Содружество, она всё равно считалась инопланетянином. Легко было представить, какой скандал разразится, если фактически пришелец убьёт в Солнечной Системе одного из самых влиятельных людей Содружества.
Но если это сделает капитан в отставке, Генри Чейдвик… Вряд ли это принесёт мне хорошую славу. Впрочем, куда ведут благие намерения, я очень хорошо знал.
— Ха! Ты не посмеешь, Чейдвик! — с вызовом фыркнул Альфред. — Все знают, что ты за человек! Рефлексирующий слюнтяй!
— Да, — согласился я, снимая оружие с предохранителя. — А ещё — мясник Аркадии. Ты мне даже за это медаль дал.
Ответить он уже не смог. Этим поступком я совершенно не горжусь, но считаю, что поступил единственно верным образом.
***
Никогда ещё личная клиника Османовых, расположенная на окраинах Минска, не видела столь разномастной публики.
Во-первых, здесь присутствовали практически все Османовы, включая Николая и Романа, которые, узнав о происходящем, подняли на уши всё и вся. Во-вторых, архимаг и её сыновья, плюс Рин, передавшие врачам мою супругу и попытавшиеся им объяснить, что именно они с ней делали. Получалось так себе, и я вполне мог понять медиков. В-третьих, команда «Своенравного».
Последнее объяснялось тем, что Фаррел, по какой-то неведомой мне причине, собрал там практических всех людей, когда-то служивших под моим командованием. Им почему-то показалась важной трагедия, произошедшая с мной, и они едва ли не с боем прорвались на планету.
Многие из них, особенно офицеры, хотели обмолвиться со мной хотя бы словом, но я не предоставил ни им, ни прочим даже шанса на это, проводя всё время как можно ближе к жене. Фактически это означало, что я непрерывно сидел перед операционной в ожидании того момента, когда доктор выйдет оттуда и объяснит, что происходит.