Человек замирает под скалой в некотором удалении от моря и бодрствует ночи напролет, глядя, как волны медленно набегают на берег. Море с глухим ровным шумом бьется о голые скалы. Кто может заподозрить, что на этом пустынном острове притаился охотник, выслеживающий добычу? Медленно кружится небо. Луна восходит над звездным ковром, заливая бухту своим светом, и белый песок сверкает и переливается между черных базальтовых скал.
И вот темная масса, похожая на плоский камень, появляется из морской пены. Волны выносят черепаху на берег. Она высовывает голову из панциря, озирается по сторонам и, помогая себе плавниками, ползет к подножию песчаного холма, где море не сможет ее достать. Она медленно и бесшумно зарывается в горячий песок, срастается с ним так, что панцирь едва виднеется на поверхности, и замирает. Неподвижный человек внимательно следит за ней: нужно дать черепахе время отложить яйца.
Это длится более часа. Наконец животное засыпает кладку песком и пятится к морю, стирая плавниками следы своего ночного визита. Тогда охотник внезапно выскакивает из своего укрытия и быстро переворачивает черепаху на спину. Обычно черепахи появляются в большом количестве, и нужно взять их врасплох, ибо, испугавшись, они способны довольно быстро уползти в море по покатому берегу.
Охотник собирает также яйца — ценный продукт, желток которого при соответствующей технической обработке затвердевает и бесконечно долго сохраняет свои пищевые свойства.
За два месяца охоты Юсуф набрал целый мешок панцирей, принадлежащих двадцати пойманным им черепахам. Мне кажется, что этот данакилец не похож на других своих сородичей: его речь исполнена благородства, а проницательные глаза одинокого странника словно созерцают нечто невидимое, недоступное глазам толпы.
Я иду вслед за ним в пещеру, которая служит ему приютом, где хранится все его богатство: мешок с панцирями, старое деревянное блюдо и несколько пустых жестянок из-под воды. Это довольно просторная пещера, куда едва проникает свет, и проходит несколько минут, прежде чем мои глаза осваиваются с темнотой. Вход завешен множеством белых выцветших тряпиц, болтающихся на камышинках, воткнутых в расщелины между камнями. В каждой тряпке, завязанной одним и тем же узлом, хранится душистый кусочек дерева. Это дары языческому божеству, не утратившему власти над душами данакильцев, несмотря на пророка Мухаммеда. В глубине виднеются кучки угольков на очаге из плоских камней, где сжигалась пахучая смола. Все охотники, побывавшие на острове, оставили здесь след тайного жертвоприношения. Эти древние примитивные обряды исполнены для меня неизъяснимого очарования, и я стараюсь не задеть убогих атрибутов, воплощающих такое могущество в глазах первобытного человека, бессильного перед природой.
Странный вид этого жилища, видимо, также поражал воображение одиноких охотников. Стены пещеры образованы звездчатыми кораллами причудливых форм, и там и сям зияют окаменелые ракушки. Эта скала была когда-то средоточием жизни. Я представляю, как полуголый охотник-данакилец, покинувший свою пирогу, созерцает здесь голубоватую струйку дыма, исходящего из безыскусной курильницы с ладаном. Повсюду ему мерещатся духи, внимающие его молитве. Страх проходит, он не чувствует себя одиноким. Я же, увы, способен узреть в этом храме лишь окаменелый остов навеки угасшей жизни, ибо я всего лишь дикарь, утративший чудесный дар озарять каждую тайну нимбом невидимого божества.
Юсуф поведал мне, что две недели назад, когда они с братом Мухаммедом выслеживали черепах, они услышали голоса с моря. Вскоре показались пловцы, которые добрались до берега их острова, видимо, сомалийцы, потерпевшие кораблекрушение.
Спаслось десять человек, а восемь их товарищей пропали без вести. Возможно, они были отнесены течением и не смогли добраться до острова.
Юсуф и его брат поделились с голодными пришельцами своими припасами, и на другое утро Мухаммед повез их в своей большой пироге на материк. Он рассчитывал вернуться не позднее следующего дня с водой и продовольствием, так как сомалийцы, хранившие деньги в поясах, обещали вознаградить братьев за гостеприимство.
Юсуф остался один с десятилитровым запасом воды.
Он надеялся прокормиться дарами моря и в крайнем случае был готов поголодать день-другой.
В тот же день, ловя рыбу среди скал во время отлива, он обнаружил труп в одной из впадин. Лицо его было изъедено, как это обычно случается с трупами, которых миновала акулья пасть. Мертвец был совершенно гол, если не считать уцелевшего на нем пояса. Раки и крабы копошились в зияющих ранах, пожирая гниющую плоть.