Как вы помните, ему следовало дожидаться дракона на уступе скалы над самым входом в пещеру и оттуда дунуть перцем в единственный глаз чудища. Прекрасно. Но когда дракон, привлечённый ослиным рёвом, высунул голову, у Заячьей Губы затряслись руки, и перец попал дракону не в глаз, а в нос, в огромные его ноздри! Вот тут-то и стряслась беда: дракон чихнул! Залёгших в засаде дровосеков подхватило словно вихрем и понесло к обрыву.
Дракон чихнул ещё раз и ещё, так что рухнули в пропасть даже те, кто попрятался за валунами или в дальнем кустарнике. Люди, деревья, камни, топоры — всё смешалось в одну лавину, а дракон, продолжая чихать и реветь, в ярости дробил хвостом скалы, и на дровосеков низвергался каменный поток.
Однако Колун не потерял присутствия духа. С горсткой самых отчаянных храбрецов он всё же проник в пещеру, чтобы убить дракона либо с оружием в руках пасть в бою. Громоподобное «апчхи» снова отбросило дровосеков назад. Убедившись, что все их усилия напрасны, они отступили на соседнюю поляну. Там уже был кое-кто из их уцелевших товарищей. При виде Заячьей Губы Колун даже затрясся от злобы:
— На куски разрублю тебя! Трус! Размазня! Предатель!
— Я… я… п-п-промахнулся!.. — оправдывался тот, заикаясь.
— Оставь его, — увещевали дровосеки своего разъярённого вожака. — Пускай живёт! Пускай позором расплачивается за свою трусость. Эта плата подороже, чем смерть!
— Да мне-то как теперь быть? — сокрушался Колун. — Как снести насмешки Зверолова?
— Скажи спасибо, что дракон чихнул и нас отбросило от пещеры, не то верная бы гибель! — утешал Колуна дровосек, у которого была сломана рука.
— У него из ноздрей вылетало пламя! Мне усы спалило! Видали? Будь он трижды проклят, этот дракон! — горевал об усах другой дровосек, не замечая, что ранен в голову.
— Усы-то вырастут, а вот дракона врасплох застать нам никогда больше не удастся! — не мог успокоиться Колун. — Никогда! Ох, и поиздевается надо мной Зверолов! Нет, лучше смерть! Зарубите меня!
— Чем друг друга рубить, лучше Зверолову башку снести, если он посмеет насмешки строить, — сказал молодой дровосек, у которого был рассечен лоб, а рубаха разодрана в клочья.
— Твоя правда! Это куда лучше! — согласился Колун. Мрачно сверкнув глазами, он топнул ногой и скомандовал: — Вперёд! Домой шагом марш!
Близился полдень, когда вереница прихрамывающих, стонущих и охающих людей подошла к селению. Впереди шагал Колун в разодранной до пояса рубахе, весь в синяках и кровоподтёках, но с дерзким взглядом и гордо вздёрнутой головой. На площади у крепостных ворот дровосеки остановились.
Поняв по их виду, что произошло, Калота разразился бранью и упрёками:
— Скоты! Негодяи! Удрали? Струсил Колун-хвастун?
— Не удрали мы, твоя милость, — попробовал втолковать ему Колун. — Сдуло нас, как ураганом.
— А ума не хватило набить в карманы камней, чтобы стать потяжелее? Похвалялись ведь, что вы похитрей пастухов! — не унимался Калота.
— Пошёл бы ты сам на дракона, твоя милость! У тебя небось войско есть, стражники да слуги! — разозлился Колун и, дерзко выпрямившись, крепче сжал в руке топор, готовый достойно встретить любой удар или обиду.
— А крепость, болван? Кто будет крепость мою оборонять от таких, как ты, — с издёвкой спросил Калота, — если я пойду на дракона с войском и слугами?
— Давно бы нам снести эту проклятую крепость — да тебе на голову! — Взбешённый Колун погрозил боярину топором. — Давно бы!
— Бунтовщик! Вяжите его! — завопил Калота.
Стражники кинулись к Колуну, но дровосеки заслонили его, давая понять, что не дадут своего вожака в обиду.
Оценив положение, Гузка шепнул Калоте:
— Что ты делаешь, боярин! Разве сейчас время? Не зли мужиков, они и так обозлённые из-за дракона, того и гляди, бунт поднимут. Надо с ними пока помягче.
— Коли так, я удаляюсь в свой замок! — побагровел от злости Калота. — Пускай мужики сами выпутываются как знают! Пускай попробуют пожить без боярина, твари неблагодарные!
Гузка дёргал его за рукав, чтобы он говорил потише, но разгневанный боярин не мог утихомириться.
— Скатертью дорожка! Больно ты нам нужен! — раздались голоса.
Толпа угрожающе загудела. Гузка шепотком да под локоток всё-таки увёл Калоту. Военачальники последовали за своим повелителем, а старейшины, по совету всё того же хитрого Гузки, остались наблюдать за ходом событий. После ухода боярина шум на площади стал громче прежнего.
— Боярин схоронился в крепости, ему всё трын-трава! — кричал Козёл. — Он там годами отсиживаться может, потому подвалы у него набиты и вяленым мясом, и зерном, и бочонками вина. А вот нам как быть, если дракон сюда двинется? Мы-то куда спрячемся?
— Подадимся выше, в горы, — сказал тот дровосек, у которого был рассечен лоб.
— Куда это? К орлам поближе? А воду где брать будем? Хлеб? — язвительно спросил Двухбородый и решительно заявил: — Нет! Либо мы, либо дракон!
— Подожжём лес, — предложил кто-то. — Дракон и погибнет.
— А что мы, углежоги, делать будем, если весь лес сгорит? — поднялся старый углежог, чёрный и весь в морщинах.
— А мы, охотники?
— Козопасы тоже не согласны! Козу золой не накормишь! — раздались другие голоса.
Тогда шагнул вперёд один каменщик:
— Давайте завалим пещеру камнями. Дракон и задохнётся!
— Да он одним взмахом хвоста скалы рушит, а ты его замуровать думаешь! — оборвал каменщика кто-то из дровосеков.
— Тихо, вы! — цыкнул на спорящих Гузка. — От имени боярского совета предлагаю заключить с чудищем мир.
— Мир?! — понеслись отовсюду удивлённые возгласы.
— Да, мир! — повторил Гузка. — Это самое разумное. Будем кормить дракона, и тогда он не причинит нам вреда. Из каждых десяти коз одну — дракону, из каждых двадцати коров — одну ему же… Как боярину!
— Выходит, нам теперь уже не одного, а двух бояр кормить? — негодующе закричал Колун, ещё не забывший обиды.
— Двух чудищ! — поправил его Козёл.
Толпа зашевелилась, поднялся ропот, гул, но Зверолов замахал своей лисьей шапкой, шум стихнул, и Главный Охотник громко, чтобы его услыхал и боярин, крикнул:
— Люди! Чем сжигать лес, лучше в самом деле заключить с драконом мир! Это говорит вам не кто-нибудь, а я, Зверолов, у которого на теле десять ран от кабаньих клыков, три — от медвежьих и с десяток — от волчьих…
— Жаль, они тебя совсем не задрали! — разозлился Козёл. — Люди, это он к боярину подъезжает, чтобы тот назначил его капитаном стрелков! А о том не думает, где нам взять столько коз и коров, чтобы обоих драконов прокормить!
Козёл был прав, но охотники шумно поддержали Зверолова, а Гузке только того и было нужно.
— Вот это умные речи! — снова вступил он в разговор. — От имени боярина предлагаю послать гонца, спросить у дракона, согласен ли он, и дело с концом! Будем жить да поживать в мире и покое.
— Кто пойдёт? — обвёл толпу взглядом Варадин.
Все молчали. Одни боялись идти к дракону, другие не хотели заключать с ним мир.
— Кто пойдёт? — спросил Гузка.
— Пускай идёт кто-нибудь из старейшин! Они поумней нас, им и идти! — крикнул Двухбородый, подмигнув односельчанам.
— Для этого дела ума не требуется! Были бы ноги да здоровая глотка, чтобы дракон издали услыхал. Вон у Волопаса голос зычный, он пускай и пойдёт, — неожиданно предложил Гузка.
Толпа расступилась, и перед Гузкой предстал парень с короткой толстой шеей и туповатым лицом.
— Ну-ка, крикни, — приказал ему Гузка. — Послушаем, умеешь ты кричать или нет.
— Эхе-хе-хо-хо-о-о-о-о! — рявкнул Волопас, не ожидая дальнейших приглашений. — Эхе-хе-хо-хо-о-о-о! — повторил он, но и первый возглас убедил всех, что другой такой глотки не сыскать во всей округе.
— Хватит, хватит! — взмолился Гузка, зажимая уши. — Ступай спроси у дракона, согласен ли он жить с нами в мире. Только осторожней, в пещеру не входи! Сверху окликни его, со скалы, что по другую сторону ущелья. Спроси, чего ему надо. Какую он с нас возьмёт дань. Понял?