— А ты не говори ему. Пусть это останется между нами, — милостиво произнёс Прорицатель, не сводя глаз с ладони Саботы. — Впрочем, я его сейчас действительно выпью. — И он с жадностью осушил весь кувшин, до самого дна.
— Слава громам небесным! — с неподдельным облегчением воскликнул Сабота и подал Прорицателю монеты. — Отдаю мою находку в твои руки, — с поклоном добавил он.
— А теперь скажи мне честно, — проговорил Главный Прорицатель, опуская монеты в глубоченный карман, — зачем ты всё-таки принёс сюда эти славные монетки?
— Я же сказал, — ответил Сабота, — чтобы ты узнал, чьи они.
— Будто бы! — недоверчиво бросил Прорицатель.
Сабота заметил, что зрачки у него расширились, взгляд стал словно бы прямей.
— А пришёл я к тебе, а не к кому-нибудь другому, потому что ты всех умнее, — продолжал юноша.
— Пожалуй… — согласился Прорицатель. — Правда, если не считать старого Панакуди… Сколько раз пытался я отравить этого старого хрыча, но он питается, можно сказать, одними травами да кореньями, так что ничего у меня не вышло.
Сабота вгляделся и понял, что чудодейственные коренья начали действовать: шея Прорицателя покрылась красными пятнами, глаза блестели так, будто их смазали медвежьим жиром, а язык невольно выбалтывал правду.
— Отравить не удалось, но зато теперь я нашёл отличного душителя! Пальцы у него такие длинные, мягкие, что старик мигом испустит дух.
— Но за что же? — сдавленным голосом спросил Сабота. У него от волнения перехватило горло.
— За то, что больно много знает. И не верит ни в громы небесные, ни в священное небо, хотя подчас клянётся и тем и другим.
— А о потайной преграде он тоже знает? — внезапно спросил Сабота.
— Вполне возможно, — не задумываясь, ответил Прорицатель, словно не с посторонним говорил, а сам с собой. — Но это нам не страшно, потому что одно дело знать о потайной преграде, а другое — отпереть её.
— Как же она, интересно, открывается? — опасливо спросил Сабота, но тут же с превеликой радостью убедился, что Прорицатель спешит выложить всё, что знает, и совершенно не думает о том, кто перед ним.
— Очень интересно. — Прорицатель достал из-за пазухи кожаный мешочек-ладанку, который висел у него на шее. — Вот этим! — и вынул оттуда три птичьих когтя и показал Саботе. — Белый коготь — орлиный, он длиннее всех. Каждый подумает, что именно им и открывается потайная преграда. Как бы не так! Не орлиным открывается она и не соколиным, а самым маленьким и тупым — коготком обыкновенной галки… В преграде есть отверстие. Стоит вставить в него этот коготок — только этот, никакой, другой, — и в крепость хлынет вода!
— Да ну?! — восхищённо воскликнул Сабота.
— Это ещё не всё! — горячо продолжал Прорицатель. — Если повернуть коготок влево, крепость затопит только до половины и защитники её могут спастись, взобравшись на зубцы стен. А если вправо, её затопит всю, с зубцами и башнями, и все, кто в ней есть, погибнут. Так что враг, ворвавшись в крепость, окажется в западне. Хитро придумано, а?
— Замечательно! — снова восхитился Сабота. — Чудесно!
— Это мой прапрадед придумал во времена прапрадеда теперешнего боярина. У Калоты тоже есть такие три когтя, только он не знает, каким из трёх открывается преграда. Захочу — всех утоплю, как крыс! Все у меня в руках, все до единого! Я всех сильнее, всех могучей! — Он потряс в воздухе кулаками, а дальше стал плести совсем уж несуразное: — Я огро-омный! Я высокий! А ты кро-охотный! Только дуну разок — и тебя сдует, как ветром! Ха-ха-ха! Я всех могу сдуть! Всё селение! Всю вотчину боярскую! Всю округу! Я всё могу-у-у! Гу-гу-гу! — Прорицатель неожиданно запел, и Сабота понял, что тот наглотался чудодейственного корня даже больше, чем нужно.
Глава пятнадцатая Кто что может, или как полезно утреннее молоко
Главный Прорицатель начал подпрыгивать. Ладанка на шее взлетала, и Сабота в страхе следил — вдруг она слетит, оторвётся или когти рассыплются и пропадут? А Прорицатель прыгал всё быстрее и быстрее и распевал во всё горло:
Я всё могу, я всё могу! Поскольку я могучий! Могу я сдунуть Петухи, Как будто горстку шелухи, А с неба сдунуть тучи. Я всё могу, я всё могу! Могу так сильно дунуть, Что вмиг боярин улетит, Забыв достоинство и стыд, И это мне — раз плюнуть! Я всё могу, я всё могу! В костёр я без обмана, Как сучьев, молний навалю И звёздной каши наварю, Ничуть не хуже манной. Я всё могу, я всё могу! Раз плюнуть, если взяться, Разбить старейшин в пух и прах — Трам-тарарам, трам-тарарам! Пока живёт на свете страх, Мне нечего бояться!